Мы — на острове Сальткрока
Шрифт:
— Пойдем посмотрим, почему всем так весело!
И тут я увидела. Увидела своего Пелле, которому строго-настрого было наказано не испачкаться. Теперь же они с Чёрвен стояли по пояс в море и изо всех сил плескали друг в друга водой. Дети словно опьянели от моря. Другого слова и не подберешь. Тут Чёрвен в азарте крикнула: «Давай купаться!» Сказано — сделано. Они бросились в море и там ныряли, колотили руками и ногами по воде, брызгались пуще прежнего и звонко смеялись. Они были в таком неописуемом восторге от моря, что забыли обо всем на свете. Но они сразу очнулись, как только к ним подбежали Мэрта и
— Мы не виноваты, так уж вышло, — оправдывалась Чёрвен. Она старалась объяснить Мэрте, как это «получилось», и, насколько я помню, это звучало примерно так:
— Мы только ноги хотели помочить, мы шли так осторожно-осторожно, ведь мы были такие нарядные. Но Пелле сказал, что в воду можно зайти по колено. Ну, мы и решили. Потом Пелле зашел еще чуть дальше.
«Вот так далеко я зашел и не побоялся», — сказал он.
— Тогда я зашла еще дальше и сказала: «Так далеко и я не боюсь зайти!»
Но туг я немножко замочила подол, и тогда Пелле стал дразниться:
«А я, а я не мокрый! А я не мокрый!»
Тогда я плеснула на него немножко водой, чтобы он тоже был мокрый, а он плеснул на меня, потом я плеснула на пего, а потом он снова немножко плеснул на меня, и потом мы начали плескаться все больше и больше, потом купаться, так вот и получилось.
— Сегодня вы накупались досыта, — строго сказала Мэрта.
Мы разошлись по домам, каждая со своим вымокшим до нитки малышом. Позади Столяровой усадьбы между двумя яблонями у меня была натянута верейка, чтобы сушить белье. На ней я развесила одежду Пелле, которая пустилась в веселый праздничный танец с единственным своим партнером, южным ветром.
В следующий раз в праздник летнего солнцестояния, если будем живы, я позабочусь, чтобы бельевая веревка была вдвое длиннее, так как совершенно ясно, что без нее нам не обойтись. Но об этом после!
Вскоре Мэрта и я пошли на поемный луг. Малыши были с нами, только теперь одетые совсем буднично. Мэрта сказала дочери:
— Долго не видать тебе, Чёрвен, своего вышитого платья!
— Вот хорошо-то! — обрадовалась Чёрвен.
А сама Мэрта была такой милой и симпатичной в национальном костюме, в кофточке и хлопчатобумажной юбке в складках, в белой шали с кистями. Уж эта Мэрта! Кто больше всех хлопочет о том, чтобы в праздник середины лета был водружен праздничный шест и вокруг него играли? Мэрта. Кто председатель союза хозяек? Мэрта! Кто руководит певческим хором? Мэрта! И кто увлек всю Сальткроку, всех до единого в пляс вокруг праздничного шеста и запел песню о том, «как весело глядеть на лягушат, на лягушат…»? Мэрта. Кто же, кроме Мэрты!
На лугу за домом Сёдермана стоял высоченный шест, увитый цветами и лентами по случаю праздника середины лета. Но как только мы с Мэртой подошли к шесту, начал накрапывать дождь, и тут даже Мэрта ничем не могла помочь. Но ее подружки из союза хозяек раскрыли зонтики и храбро запели: «Я качаюсь на ветке высокого дерева, что стоит на высокой вершине хребта Харьюла». О, и я чувствовала то же самое, я качалась на ветке высокого дерева и видела прелестную землю и прекрасное небо, несмотря на дождь, но пусть мольба маленькой пташки будет услышана и пусть разъяснится к вечеру, потому что одной маленькой пташке страсть как хочется потанцевать на причале.
И это свершилось. Но прежде чем исполнилось мое желание, случилось немало событий, и натянутая между яблонями бельевая веревка низко провисла под тяжестью повешенной на нее мокрой одежды. Теперь на ней, кроме рубашки, пиджачка и брюк Пелле, сушились рубашка Кристера, рубашка и брюки папы, а также рубашка и брюки Юхана. Только брюки Никласа, видно, чем-то провинились, коли за целый день им ни разу не удалось побывать в воде, хотя все прочие штаны накупались вволю, но ведь жизнь полна несправедливости.
Рубашка Кристера, правда, тоже не купалась. Ее я выстирала сама. Я сделала это после того, как Кристер упал, участвуя в забеге с яйцом в руке. Он плюхнулся животом в траву на том самом месте, где папа секундой раньше уронил яйцо.
— Нельзя же разгуливать по Сальткроке с яйцом всмятку на груди в праздник летнего солнцестояния, — сказал Мелькер. И он, добрая душа, пошел домой за одной из своих рубашек для Кристера.
— Спасибо, — поблагодарил Кристер. — А я пока выкупаюсь.
Юхан, Никлас и амазонки Гранквист стояли неподалеку и ухмылялись. Нельзя сказать, что их очень расстроило невезение Кристера. На вопрос Кристера, где тут можно искупаться, Тедди махнула рукой в сторону.
— Там мелко? — спросил Кристер.
— Мелко, можешь по дну дойти до Финляндии, — ответил, ухмыляясь, Юхан.
— Туда тебе и дорога, — добавил Никлас. Но Кристер уже отошел и не слыхал последних слов.
Как раз начинались новые соревнования — бег малышей в завязанных мешках, и я пошла болеть за своих. Но тут ко мне подбежал белый как мел Юхан и схватил меня за руку.
— Не знаешь, Кристер умеет плавать? — спросил он задыхаясь. — Представляешь, а вдруг не умеет! Ведь там у берега сразу глубоко!
Я тоже знала, что у берега глубоко, но, как и Юхан, не думала, что есть на свете люди, которые не умеют плавать, и понятия не имела, принадлежит к их числу Кристер или нет.
— За мной! — крикнула я, и все мы помчались сломя голову — Юхан, Никлас, Тедди, Фредди и я.
Мы прибежали на берег, когда Кристер уже входил в море.
— Стой! — крикнул Юхан.
Но Кристер, видно, не слышал. Он быстро шел вперед, словно и вправду собирался дойти до Финляндии. Через несколько шагов он оступился и исчез под водой; о боже, он исчез! Я была вне себя от страха.
Юхан скинул башмаки и не мешкая бросился в воду, а я закричала:
— Зовите народ!
Никлас и Фредди бросились бежать, а Тедди и я, обливаясь холодным потом, остались на берегу, дрожа от страха. Юхан все не показывался, и каждая секунда была для нас настоящей пыткой. Я уже решилась было сама броситься в воду, но тут вынырнул Юхан, один, без Кристера, и в отчаянии покачал головой:
— Нигде его нет!
— Поищи вон там! — крикнула Тедди. — Он там скрылся под водой.
Но тут кто-то за моей спиной указал пальцем совсем в другую сторону и сказал: