Мы — на острове Сальткрока
Шрифт:
Самый неуравновешенный из всех детей Мелькера был Юхан. Фантазер, каких мало, и вечный непоседа. Нелегко придется ему в жизни, ведь он вылитый отец, бедный мальчик! Никлас, наоборот, спокойный, уверенный и в то же время самый веселый и жизнерадостный из всех Мелькерсонов с того самого дня, как появился на свет. Мелькер не сомневался, что Никласу будет легко шагать по жизни.
И, наконец, Пелле. Как сложится его судьба? Что выпадет на долю тому, кто может расплакаться оттого, что у незнакомых людей в трамвае грустный вид или оттого, что ему попалась навстречу кошка, похожая на бездомную? Пелле постоянно
— Если ты сам не понимаешь, то и нечего тебе объяснять, все равно не поймешь.
Кроме того, Пелле — исследователь по натуре, и дел у него всегда по горло. То лежать на животе в траве и смотреть, как возятся маленькие букашки. То лежать на животе на мостках и наблюдать увлекательный изумрудный мир, где крошечные уклейки живут своей рыбьей жизнью. То сидеть на крыльце темным августовским вечером и наблюдать, как зажигаются звезды, и пытаться найти Кассиопею, Большую Медведицу и Орион. Природа для него была непрерывной сменой чудес, и он постоянно был занят тем, что пытался проникнуть в ее тайны, восторженно и настойчиво, как и подобает пытливому исследователю. Наблюдая за малышом, Мелькер иной раз завидовал ему.
Почему нельзя на всю жизнь сохранить такую вот удивительную способность воспринимать как откровение землю и траву, шум дождя и звездные миры?
И еще безграничная любовь Пелле к животным. Просто несправедливо, что у мальчугана никогда не было собаки. Он бредил собакой с тех пор, как научился ходить и выговаривать «гав-гав». Были у него и золотые рыбки, и черепахи, и белые мыши, но ни разу не было собаки.
И вот теперь на Сальткроке бедняжка Пелле повстречал такую собаку, как Боцман. Пелле считал, что Чёрвен самый счастливый человек на свете.
— Правда, я был бы рад любой зверюшке, — объяснил он ей. — Конечно, у меня есть осы, но мне нужно животное, которое дает себя погладить.
Чёрвен стало жалко Пелле, и она великодушно предложила:
— Хочешь кусочек Боцмана? Возьми себе несколько кило!
— Гм, заднюю лапу, что ли? — сказал Пелле и пошел к отцу сетовать на судьбу.
— Несколько ос и одна собачья лапа, неужто ты думаешь, что этим можно быть довольным? — пожаловался он.
Мелькер сидел и писал в каморке при кухне, и как раз теперь ему было не до детей и не до их жалоб.
— Поговорим об этом в другой раз, — пробурчал он, отмахнувшись от Пелле.
Пелле вышел от него расстроенный. У стены Столярова дома стояла его удочка, та самая, которую он получил в подарок на именины на прошлой неделе. Можно ведь и удочку считать каким-то чудом, тем более, что удочка эта не простая, а самая первая в его жизни, и потому самая лучшая на всем свете. Пелле взял удочку в руки, бамбук был гладкий, приятный на ощупь, и словно волна радости обдала мальчика. Он решил пойти поудить к причалу. Какой все-таки папа добрый, что подарил ему удочку. И Чёрвен папа подарил такую же удочку. А Пелле-то думал, что ее зовут просто Чёрвен и больше никак! Ну и опростоволосился же он!
— Меня зовут Карин-Мария-Элеонора-Жозефина, — сказала Чёрвен. — Хотя я похожа скорее на Чёрвен, колбаску, — так ласково называет меня мама.
Потом она пристально посмотрела на Пелле.
— А тебя как зовут?
— Пер, — со вздохом ответил Пелле.
Это было так похоже на Чёрвен — справлять именины четыре раза в году. Счастливица, она четыре раза получает подарки, а он только один.
— Скоро, вероятно, прозвище Чёрвен тоже впишут в календарь, так что у тебя прибавится еще пятый день именин, — сказал Пелле.
Нет, он не был завидущий, просто, когда дело касалось Боцмана, трудно немножко не позавидовать.
Пелле взял удочку и направился к причалу. Там его и нашла Стина; сияя, она уселась рядом с ним. Ведь ей так редко удавалось побыть наедине с Пелле. Чёрвен верховодила и распоряжалась, кому с кем играть. Как уж ей это удавалось, трудно сказать. И прямо-то она ничего такого не говорила. Но всегда все получалось так, как хотела она. Сама Чёрвен, любимица Сальткроки, могла играть с кем пожелает, то со Стиной, то с Пелле, это уж как ей захочется. Но она никогда не допускала, чтобы Пелле и Стина веселились вдвоем без нее.
Этим теплым августовским утром она шла, как обычно, к Столярову дому, не подозревая подвоха, и вдруг увидела, что эта парочка сидит на причале. От удивления Чёрвен остолбенела. Она стоит среди купыря и камнеломки как вкопанная и молча смотрит на них, а они и не подозревают об этом. Они увлечены разговором, Стина смеется и азартно размахивает руками. Ишь разошлась, ну да ничего, сейчас Чёрвен положит этому конец.
— Эй, Стина, — сердито закричала Чёрвен, — тебе нельзя на причале, слышишь, малышам нельзя на причале, они могут свалиться в воду!
Стина вздрогнула, но головы не повернула. Она притворится, что не слышит. Если она не ответит, значит, никакой Чёрвен там нет или, может, была, да ушла, зачем терять надежду.
Стина подвинулась еще ближе к Пелле и тихонько шепнула:
— У тебя скоро клюнет, Пелле!
Но не успел Пелле ответить, как Чёрвен снова закричала:
— Малышам нельзя на причале, ты что, глухая?
Теперь Стина понимает, быть ссоре, и раз неприятностей все равно не миновать, то лучше напасть первой.
— Тогда и тебе нельзя на причале, — отвечает она Чёрвен, которая уже встала за ее спиной.
Чёрвен фыркнула.
— Хм-м, то ты, а то я! Мне можно!
— Да, тебе-то все можно, — задорно говорит Стина.
Рядом с ней сидит Пелле, и она может сказать то, на что никогда бы раньше не отважилась.
Но Пелле всем своим видом показывает, что он предпочел бы быть где-нибудь подальше отсюда.
А Чёрвен продолжает:
— Все равно Пелле дружит не с тобой, а со мной.
— Понятно, со мной, — зло ответила Стина. Тут Пелле не выдержал.