Мы не ангелы
Шрифт:
– Руку давай,- колдунья отмахнулась от благодарности и ухватила за женщину за запястье - Уверена?
– Да, - у Наташи не было абсолютно никаких проблем с тем, чтобы ей пустили кровь, - Феофания, я хочу Вас попросить... Если я вдруг отключусь, пожалуйста, не прерывайте ритуал!
Взгляды двух женщин встретились, и Наташа поняла, что ей не нужно ничего объяснять. Колдунья и без её слов знала, что мать готова отдать дочери не то что жизненную энергию - всю свою кровь по капле.
– Кхм... вообще-то, ритуал прервется сам, если ты потеряешь сознание, - кашлянула колдунья, - он все-таки не рассчитан на то, чтобы выжимать донора досуха. Хотя достаточно выносливый
Колдунья аккуратно провела острием ритуального кинжала по разрисованному зеленым предплечью Наташи, неглубоко, нанося скорее поверхностную царапину, чем надрез, потому что кровь, как таковая в ритуале не требовалась. Им с Женей просто нужно было ее смешать. Еще одно осторожное движение, и рука девочки тоже окрасилась алым. Феофания быстро положила нож на край кровати, поймала сосредоточенный взгляд Наташи и, прижала её запястье к запястью ребенка, в тот же миг, затягивая речитатив заклинания на незнакомом языке, отдаленно напоминающем латынь.
Сначала Наташа ничего не чувствовала. Лишь слабое, чуть заметное покалывание в ранке и жар кожи дочери под своей рукой. У Жени, снова была температура... Потом надрез стало неприятно щипать, и женщина с удивлением поняла, что запястье слегка онемело. Ощущения и впрямь были, как при переливании крови, которое, ей приходилось однажды делать. Внезапно обсидиан у сердца потеплел и запульсировал, а между плотно прижатых друг к другу рук, её и Жени, стало пробиваться белесое свечение. Ощущения были, мягко говоря, не самые приятные, но по спокойному лицу колдуньи Наташа поняла, что все идет как надо.
Приступ головокружения накатил совершенно неожиданно, заставив Наташу схватиться свободной рукой за подлокотник кресла. Пальцы, вцепившиеся в прохладное дерево, ощущались онемевшими и странно чужими. Так, а вот и первые симптомы энергетического истощения, предсказанные колдуньей! Сосредоточившись на голосе Феофании, звучавшем для неё сейчас, как сломанный приемник - то еле слышно, то почти оглушающе, Наташа постаралась дышать поглубже, закрыла глаза, но особых улучшений не заметила, наоборот, под сомкнутыми веками заплясали цветные круги, а в желудке противно зашевелилась тошнота. Однако, вопреки массе неприятных ощущений на губах у женщины появилась хоть и слабая, но довольная улыбка. Ритуал работал, а на все остальное ей было глубоко наплевать.
Наташа осторожно приоткрыла глаза, пытаясь рассмотреть лицо дочери и понять, есть ли какое-нибудь улучшение. Ощущение было такое, словно она смотрит в длинный туннель или самодельную подзорную трубу. Картинка слегка размывалась по краям, фокус плавал, а потом перед глазами и вовсе начало стремительно темнеть.
– Как там Женя?..
– вот и все, что успела прошептать Наташа, прежде чем провалиться в черный омут беспамятства.
***
Феофания довела ритуал до конца и склонилась над потерявшей сознание женщиной. Провела раскрытой ладонью с головы до ног - слабое фиолетовое свечение окутало Наташу, словно кокон и погасло, дыхание стало ровным и спокойным - обморок перешел в глубокий сон. Затем, она трансформировала кресло в мягкую кушетку и накрыла спящую пушистым пледом:
– Спи,- прошептала Феофания,- ты отдала слишком много сил, теперь настал мой черед. Надеюсь, наша с
С этими словами, она взяла малышку на руки, вышла из комнаты и подошла к одному из книжных шкафов. По мановению её руки, одна секция отъехала в сторону, открывая скрытый проход в подземелье, освещенное неверным светом факелов.
Она спустилась вниз по винтовой лестнице и остановилась у высокой дубовой двери с круглой кованой ручкой. Прочитав отпирающее заклинание, она толкнула дверь, оказавшись в круглой комнате без мебели с огромным алтарем из белого мрамора. Феофания положила ребенка на алтарь и, вооружившись угольком, лежавшим у подножия, принялась проводить на светлом камне линию за линией, вычерчивая пентаграмму. Дочертив одну, она принялась за вторую, вписывая её в предыдущую. Тело лежащей девочки оставалось точно в центре рисунка. Дочертив, колдунья отложила уголек в сторону и, достав из-за пояса кинжал, одним взмахом сделала себе на запястье разрез. Нарисовав на верхушках пентаграмм символы собственной кровью, она провела ладонью над порезом, залечивая рану, и щелкнула пальцами. В её руке появились свечи, которые она расставила в нужных местах, шепча под нос заклинания, методично зажигая свечу за свечой. Повинуясь магии, огоньки свечей выровнялись, их дым стал белоснежным и приобрел конусообразную форму, расширяясь кверху.
Феофания скинула с себя всю одежду и по каменным ступеням поднялась на алтарь. В ярком пламени свечей, её тело казалось юным и прекрасным, да и сама колдунья выглядела сейчас как двадцатилетняя девушка. Распущенные черные волосы окутывали её, словно плащ и опускались до самых колен, глаза горели, как два драгоценных агата, четко вырезанные ноздри тонкого носа чуть подрагивали, вдыхая дым волшебных свечей.
Она опустилась рядом с девочкой, ложась на бок, затем, обхватив её руками, перевернулась на спину, укладывая ребенка себе на живот и занимая место в центре пентаграмм.
Феофания глубоко вдохнула и выдохнула, в тишине комнаты, гулко прозвучали первые слова древнего заклинания, и чёрные линии пентаграммы вспыхнули золотистым ровным светом, откликаясь на призыв.
Точки, где пальцы колдуньи касались тела ребенка, кольнуло острой болью; девочка слабо вскрикнула, и с каждым произносимым словом, жар - сильный, постоянный, как солнечный начал расползаться от отмеченных прикосновениями точек по всему телу, словно окутывая ребенка собой. Она приподняла голову, оглядывая девочку, и увидела золотистую, подрагивающую маревом непрозрачную пелену магической силы.
Когда вся Женя была окутана мягким ласковым жаром, Феофания нервно облизнула губы, звонко выкрикнув еще один призыв. Жар усилился; перед глазами у неё всё поплыло, смешалось, как во сне, истома разлилась по телу. Кровь шумела в ушах, и очень хотелось спать, но Феофания не закрывала глаза; она смотрела на девочку, на её искажённое мукой лицо, на капельки пота, выступившие на лбу, на прикушенную нижнюю губу, на морщинку между бровями. Она чувствовала, как магические жилы внутри ребенка наливаются горячей силой; она струилась по ним, умиротворяя, возрождая, исцеляя. И с каждой секундой, малышка выглядела все лучше и лучше - ушла мертвенная бледность, и на щечках появился румянец, дыхание выравнивалось и становилось спокойнее, как будто сама жизнь вливалась в неё вместе с магической силой. Девочка слабо пошевелилась, но колдунья по прежнему тесно прижимала к себе её тельце, чтобы не прервался контакт. Жар начал уменьшаться, спадать, как вода при отливе, а когда ушёл совсем, Феофания обессиленно прикрыла глаза.