Мы не твои
Шрифт:
Но после того, как Зоя кинулась в драку, чтобы меня спасти, прямо в гущу пьяных отморозков, что-то во мне перевернулось.
Понял, что хочу ее рядом, всегда. Не просто как временную игрушку. Всегда — очень долго.
Но… Мой брат тоже захотел, что бы она была с ним. И тоже навсегда.
Почему я решил, что смогу этому помешать?
А главное, почему я ЗАХОТЕЛ помешать?
Я ведь не был таким подонком?
Любил брата.
И Зою… Зою я тоже любил…
Лежу в палате, которую не вижу, только чувствую мерзкий запах
А тут эта…
Надежда, блин… компас земной.
— Я поставлю вам капельницу.
— Жги. Но учти. Опять мне руку разворотишь — больше никогда, ни в какой больнице работать не будешь. Ясно тебе, компас?
Слышу, что она усмехнулась. Смех тоненький, как колокольчик. Молодая совсем, зеленая, что ли?
— Весело тебе?
— Нет, просто… интересно, почему компас?
Песен старых, значит, не знает? А я знаю. Меня часто с дедом оставляли, в горах. А он любил все эти песни. И про День Победы, и про компас земной…
— Потому что. Если не знаешь — твои проблемы. — понимаю, что грубо, но бесит!
— Я знаю. Это из песни. Мне часто поют. Я просто думала…
— Думала? А ты умеешь?
— Думала, что вы не знаете, — отвечает спокойно, не замечая моей колкости.
И снова смеется. Колокольчиком нежным.
Интересно, ей сколько? Лет шестнадцать? Практикантка что ли?
У них медсестер нормальных нет, блин?
Это же больница Тамерлана! Он сюда кучу бабла вливает, все время говорит, что больница не приносит доход, но его это устраивает. Типа, благотворительность, хотя тут все платно! Значит, доктора эти, и сестры получают нормальные бабки!
И за нормальные бабки мне, брату хозяина, не могут опытную сестру найти?
— У вас что, с персоналом проблемы?
— Почему?
— Потому. Отойди от меня. И найди нормальную, опытную. Пусть она капельницу ставит.
— А я уже давно все поставила.
Что? Как?
Протягиваю руку, трогаю — точно, бабочка в вене, или как оно там называется.
— Сейчас прокапает, это минут тридцать. Я приду и сниму. А катетер оставим, я его потом закреплю получше.
Мне бы надо сказать ей спасибо. Но куда там? Где я, и где она?
— А вообще-то я не компас. Я воробушек…
Воробушек! Интересно. Зачем мне эта информация?
Я ведь так и спросил! Не задумываясь. Вообще в то время не задумывался ни о чем. Понимал, что плачу по счетам, что мне все это за дело прилетело. Да еще и мало!
Я тогда думал, что Зоя умерла. Погибла. Просто услышал соседку, не стал ничего проверять. Оглушило меня это известие.
Это реально страшно. Дико страшно, до стынущей в жилах крови. Когда ты осознаешь, что был человек — чистый, светлый, любящий и любимый, нежный, безгрешный… Ну, какие ее грехи? То, что с братом моим до свадьбы? Великий грех, чего смеяться? Тем более, что Тамерлан ей сказал, что женится на ней. И вот этой чистой души нет. Нет потому, что ты ее захотел испачкать.
Ее нет. А ты живой! Чёрт.
Я даже когда осознал, что заживо в машине горю, первое что подумал — заслужил.
Заслужил!
Выжил. Взрыв произошел рядом с домом, я только из двора выехал. Охрана тут же подбежала, меня вытащили.
Зачем?
Хотя в этом тоже провидение господне. Слишком легко мне было просто сгинуть. Я должен долгий ответ нести за все. В первую очередь за Зою.
Зоя — жизнь, так это имя переводится. А я ее обрек на смерть.
Поэтому каждый раз, когда приходит этот тихий компас-воробушек и ставит капельницу, хочется вырвать катетер к чертям и сказать, что меня не надо лечить!
Меня надо оставить в покое!
Я должен умирать! Долго, мучительно, грязно… Иного не заслужил.
Так и устраиваю дебоши периодически. Срывая зло на кроткой медсестричке.
— Тише, тише… Какой же вы буйный…
— Уйди отсюда, я сказал! Не понимаешь? Ты ведь тоже сейчас огребешь!
— Я ухожу. Не переживайте.
— Я не переживаю! За тебя так точно! Ты… ты никто, поняла? И вообще! Не хочу, чтобы ты была тут! Позови доктора! Товия своего позови! Быстро.
— Сейчас позову.
Не зовет. Знает, что Товий мне скажет пару ласковых. Он со мной вообще не церемонится. Говорит, что думает!
Больно мне надо слышать то, что он думает! Как будто я не знаю, что они тут все обо мне думают! Что я избалованный пацан, без чести и совести!
А я… я такой и есть.
Несколько дней ко мне приходит другая медсестра. Я начинаю чувствовать. Отличать. Другая. Холодная, строгая.
Не грубая, нет — ха, попробовали бы они тут быть грубыми со мной! Просто… другая.
И я не выдерживаю.
— Где Надежда?
— Какая Надежда?
— Только не говорите мне, что не было тут маленькой сестры, которую Надя звать!
— Их тут две. Вам какая нужна?
Чёрт! Готов сорваться! Я откуда знаю, какая?
— Одна высокая блондинка, а вторая… маленькая, рыженькая, некрасивая… ой… простите.
— Что? Вдуплила, что я слепой?
— Извините. Ну вот две Нади у нас.
— Которая… некрасивая, — почему так сказал, сам не знаю. — у нее голос еще… такой…
— Да, точно. Голосок у нее приятный. У нас пациент есть, лежачий, так он ее просит просто приходить и разговаривать, петь ему.
— Мне зачем эта информация?
— Надюшка на сессии. Завтра выйдет. Сказать, чтобы зашла к вам?
— Не надо.
Зачем она мне? Некрасивая, маленькая… с таким голосом, который как ручеек журчит?
Не нужна она мне. Никто не нужен. Я мёртв. Просто свой ад я отбываю на земле.
— Добрый день. Как у вас дела?
Пришла! Почему внутри все стало плавиться?
Еще не хватало…
Я ее еще не раз прогонял. И не только ее. Всех.
Устраивал голодовки. Скандалы.