Мы обнимем смерть

Мэдсон Девин

Большую часть времени мы сидели молча, лишь изредка мои спутники перебрасывались сдержанными словами вперемешку с гримасами. К закату дождь утих, и императрица взяла лук и вышла во двор, нарушив тишину вечера ритмичным звоном тетивы и стуком стрел. Со своего места у стены я не видел ее, но слушал, как быстро и точно она натягивает лук, и сомневался, что смогу ее превзойти.

– Завтра посмотрим, получится ли у тебя усидеть верхом. – Тор снова вернулся к разговору о будущем, будто расчесывая болячку. – Лагерь не может быть далеко, а Дзиньзо сделает все сам.

В левантийском

лагере набраться сил будет намного легче, поэтому я согласился, но попросил принести воды, прежде чем Тор успеет затронуть тему возвращения домой. Несомненно, скоро он заметит мое нежелание говорить об этом, но пока мальчишка без возражений вскочил и, перебросив собранные в хвост волосы через плечо, пошел к дождевой бочке с кружкой в руках.

Он должен был вернуться через несколько секунд, но прошли минуты. Под настороженным взглядом спутника императрицы я проковылял к двери. На обратном пути от бочки с водой Тор замер с полной кружкой в руке. Его глаза были прикованы к императрице, выпустившей одну за другой десять стрел в трухлявую стену дома. Затем она пошла выдернуть их, ничем не выдавая, что заметила наши взгляды.

– Она вполне может потягаться с самыми лучшими нашими лучниками, – сказал я. – По крайней мере, стреляя с земли. Если сумеет повторить это в седле, я буду впечатлен.

Тор вздрогнул и отвел взгляд.

– Прости. – Он посмотрел в кружку, как будто удивляясь, что там уже есть вода, и протянул мне. – Я отвлекся.

– Мысль о том, что она может всадить по стреле в глаз нам обоим за одно мгновение, и правда очень отвлекает.

Он тряхнул головой, сдерживая улыбку, и отвернулся.

– Если бы только они так же высоко оценивали наши умения.

К ночи спутник императрицы разложил четыре затхлых матраса, один в отгороженной занавеской комнате для нее и три в главной комнате для нас. Даже небольшие передвижения, которые я заставил себя сделать, утомили меня сильнее, чем я думал, и я мгновенно уснул.

Проснувшись от боли или чего-то еще, я услышал шепот. В главной комнате было темно, рядом со мной, как пес у огня, свернулся Тор, но кисианец отсутствовал. Я перекатился, чтобы видеть занавеску другой комнаты. По краям плотной ткани пробивался свет, а за ней шорохом песка на ветру шептались голоса. Из любопытства я мог бы разбудить Тора, но голос императрицы превратился во всхлип. Я замер, слушая утешающее бормотание ее спутника, и почувствовал укол вины. Глупый, смехотворный укол, сказал я себе, учитывая, как мало мы могли повлиять на завоевательный поход чилтейцев, но тем не менее я чувствовал вину.

Я долго лежал, глядя в потолок и слушая горе, так не похожее на мое и одновременно абсолютно такое же.

* * *

Утром, когда императрица Мико пришла осмотреть мою рану, я не мог встретиться с ней взглядом. Как бы яростно она ни хмурилась, я не мог забыть ее печаль.

Она отодрала присохшую повязку, игнорируя мою гримасу. Ловкие пальцы проверили шов, но не сделали и попытки промыть рану.

– Нужна соленая вода, – сказал я,

и она посмотрела так, будто удивилась тому, что я могу говорить. – Я сделаю все сам, если принесете ее мне.

Она перевела взгляд на Тора, и тот перевел.

Закончив, он добавил на левантийском:

– Мне пришлось несколько раз повторять, что это необходимо. Как будто они никогда раньше не промывали раны. Может, так и есть. Она определенно никого раньше не зашивала.

– Удивительно, учитывая, как ловко она это сделала.

– Она умеет шить, но только не кожу.

Императрица переводила взгляд с меня на Тора, и озабоченная складка на лбу впервые выдала брешь в ее уверенности. Тор вздохнул.

– Я согрею немного воды, пока горит огонь. Хорошо, что хотя бы дождь кончился.

Утро вышло туманным и серым, и все надежды увидеть солнце быстро угасли. Не успели мы с Тором промыть мою рану, как по крыше снова застучал дождь. Он продолжался до обеда, пока я дремал, просыпался, ел все, что мне давали, и чувствовал, как в тело медленно возвращается жизнь. Тор решил, что я еще слишком слаб для отъезда, но принес из конюшни утешительный отчет о Дзиньзо и заверил меня, что вскоре мы будем вместе со своим народом.

Большую часть времени императрица и ее спутник держались особняком, и все вчетвером мы представляли собой унылую группу, где каждый был погружен в собственные мрачные мысли.

Пока пелену дождя не разорвал крик. Мой взгляд метнулся к двери. Уж слишком хорошо я знал разницу между вскриком удивления и воплем от боли. И топот копыт. Он усиливался под барабанную дробь дождя, затем ритм нарушился, замедляясь и нарезая круги.

Императрица Мико встала с луком в руках. Ее телохранитель последовал за ней. Оба уже были у двери, прежде чем я успел заговорить или вспомнить, что от левантийских слов все равно не будет толку. У меня не было оружия, но я с трудом встал и захромал за ними со всей скоростью, на какую была способна раненая нога.

– Что это? – спросил Тор с охотничьим ножом в руках. – Лошади?

– Это она! – донесся крик – крик, который я понял, поскольку по двору кружили три лошади, а четвертая стояла у сарая, нога ее упавшего всадника запуталась в стременах. Императрица снова натянула тетиву. На ступенях перед ней ее телохранитель обнажил меч.

– Стойте! – крикнул я, держась рукой за дверной косяк.

Лица левантийцев скрывала буря, но их головы повернулись, когда еще одна стрела из черного лука пролетела на волосок от беспокоившейся лошади.

Как только императрица вытащила следующую стрелу, я схватил ее. Императрица оскалилась и выдернула руку, но на мгновение воцарился хрупкий мир, и она не стала стрелять снова.

– Рах э’Торин? – донесся сквозь дождь голос. – Теперь уже дважды предатель?

– Предатель? Да никогда для тех, кто живет по законам чести. Зачем вы здесь?

Говорившая медленно подвела свою лошадь ближе, открыв смутно знакомое лицо, но имя я вспомнить не мог. Она указала на императрицу:

– Она. Император Гидеон ее требует.