Мы отстаивали Севастополь
Шрифт:
Жидилов, Евгений Иванович
Мы отстаивали Севастополь
[1] Так помечены страницы, номер предшествует.
Жидилов Е. И. Мы отстаивали Севастополь. — М.: Воениздат, 1960. — 240 с. («Военные мемуары»)
Аннотация издательства: Двести пятьдесят дней длилась героическая оборона Севастополя
Содержание
С кораблей в окопы [3]
Академией становится война [3]
Рождение бригады [12]
Комиссар прибыл [20]
Учимся у защитников Одессы [27]
Бои на дорогах [37]
На новые позиции [37]
Лицом к лицу [44]
Враг наседает [55]
Через горы [63]
Мекензиевы высоты [72]
«Пулеметная горка» [72]
«На подкрепление не рассчитывайте...» [79]
Ни шагу назад! [80]
«Мы все здесь коммунисты...» [95]
Второй штурм [104]
В резерве [104]
Разведка боем [109]
Держитесь, моряки! [120]
Выстояли! [129]
У нас на фронте без перемен [136]
Связной Саша [136]
Привет Большой земли [140]
Передний край отдыха не знает [147]
Так называемая «спокойная жизнь» [155]
Севастополь в огне [170]
Гроза надвигается [170]
Северная сторона [183]
Последние дни [199]
Нам все труднее [199]
Печатное слово [211]
Сапун-гора [215]
Мы вернемся! [225]
Бессмертие подвига [235]
С кораблей в окопы
Академией становится война
— Ну, хватит, закругляйся, Владимир Сергеевич! — тереблю я своего соседа по комнате. Но Илларионова не так-то просто оторвать от книги. Заглянет в учебник, прочтет несколько строчек, глаза к потолку, и бормочет:
— Эпаминонд в 371 году до нашей эры в битве при Левктрах, командуя фиванцами, применил фланговый удар против спартанцев и наголову разбил...
— ...В общем объегорил царя Клеомброта и вошел в историю, — заключаю я. — И на этом остановись. Мы же поход в баню запланировали.
Илларионов снимает с носа пенсне, растерянно смотрит на меня. Глаза усталые, покрасневшие. Похоже, всю ночь зубрил.
— А как же с завтрашним экзаменом по истории военного искусства? Мне вон еще сколько повторить нужно.
— Не прибедняйся. Как всегда, на пятерку сдашь. И не забывай, что сегодня воскресенье, когда все нормальные люди отдыхают. К тому же ты пригласил нашу «иностранку» прогуляться с нами на реку за ландышами. И помнишь условие: говорить только по-немецки.
— Ох, — вздыхает Илларионов, — вот еще морока! И зачем он нам, этот немецкий язык?
Наконец мы на улице. Пышет жаром июньское солнце. Прохожие жмутся в тень черемух и тополей, которыми так богат Наро-Фоминск. Нас догоняют еще два [4] товарища. Теперь вся четверка севастопольцев налицо. Идем со свертками белья, беседуем о предстоящих экзаменах.
Мы съехались в Наро-Фоминск на очередной сбор слушателей заочного факультета Военной академии имени М. В. Фрунзе. Народ все солидный. Я в звании полковника прибыл с должности начальника строевого отдела штаба флота. Подполковник Илларионов был начальником штаба стрелкового полка. В его подтянутой, поджарой фигуре чувствуется отличная строевая выправка. Вот только пенсне на носу, да очень мягкий, даже чуть женственный голос не вяжутся с его мужественным видом. Под стать ему подполковник Карасев, старший офицер оперативного отдела штаба флота, — человек рассудительный, неторопливый в движениях, скупой на слова. Четвертый — начальник школы младших командиров береговой обороны полковник Шаповалов — держится чуть-чуть особняком. Он у нас старшина курса. Мнит себя большим начальством и не упускает случая показать свое превосходство. За это и еще за высокий рост мы его между собой иногда величаем «дубом». Но это когда он особенно нам насолит. А в общем живем дружно, и нас почти всегда видят вместе.
И сейчас, придя в баню, мы прилежно трем друг другу спину мочалкой, с шутками и прибаутками окатываем зазевавшегося друга холодной водой.
— Какая все-таки приятная процедура — баня. Будь моя воля, я бы первооткрывателю этого учреждения в каждом городе ставил памятник, — обтираясь полотенцем, говорит Илларионов.
Веселую болтовню прерывает голос из репродуктора:
— Внимание, внимание! Сейчас будет передано важное правительственное сообщение...
В раздевалке бани наступает настороженная тишина. Напрягая слух, все тянутся к репродуктору, подвешенному у самого потолка.
И вот на нас падают тяжелые, словно удары молота, слова:
«...Вероломное нападение... Бомбардировка Киева, Минска, Севастополя... Первые жертвы...» И торжественное, как клятва: «Наше дело правое, победа будет за нами!» [5]
Одеваемся поспешно, как по тревоге, забыв про полотенца, с мокрыми лицами выскакиваем на улицу.
У офицерских флигелей танковой дивизии — толпа женщин, ребятишек. Хмурые, печальные лица. Здесь много вдов и сирот: мужья и отцы не вернулись после недавней войны с белофиннами. Эти знают, что такое война.
Мы спешим в свой лагерь. По-прежнему ярко светит солнце, воздух напоен запахами листвы и цветов. Но мы уже ничего этого не замечаем.
В голове лихорадочно проносятся обрывки мыслей. Война... Эпаминонд... Севастополь... жертвы далекие, а может быть близкие, ...наше дело правое...
Об экзаменах уже больше не думаем. Все слушатели рвутся скорее уехать в свои части.
И мы, севастопольцы, тоже стремимся на флот. Сейчас наше место там.
На следующее утро, 23 июня 1941 года, мы стоим в строю на открытой клубной площадке академии. Начальник факультета генерал-лейтенант Попов объявляет, что занятия прерываются и слушатели должны немедленно отбыть в войска.