Мы отстаивали Севастополь
Шрифт:
По Евпаторийскому шоссе подходим уже к Старым Лезам, когда поступает по радио новое распоряжение генерала Петрова:
«В связи с новой обстановкой маршрут движения изменить. Вам следовать форсированным маршем по маршруту: Атман, южная окраина Симферополя и далее в район Саблы. Учесть возможность действия противника, занимающего район Булганак. По этому маршруту впереди вас идет 25-я дивизия. 5-й стрелковый батальон, [61] участвующий в бою под Княжевичи, мною встречен на ст. (неразборчиво) и направлен в Сарабуз для дальнейшего следования в район совхоза «Свобода», что северо-восточнее Симферополя. Мой КП в дер. Шумхай. Бригаде в район Саблы
Чем вызван такой приказ? Хорошо зная обстановку, убедившись, что в районе Булганака сосредоточены крупные силы противника, командующий Приморской армией, по-видимому, решил избежать напрасных потерь и своевременно вывести свои силы из вражеского полукольца.
Рассылаю офицеров связи. Они должны встречать батальоны и поворачивать их на новый путь. Наша колонна разворачивается и идет назад. Надо спешить. От Старых Лез до Саблы — более сорока километров.
Местом сбора назначаю перекресток дорог у селения Атман. Мы приходим сюда, когда уже рассвело. По моим расчетам, второй батальон следует в пяти километрах позади нашей основной колонны. Пятый батальон до совхоза «Свобода», куда его направил командующий армией, пока не добрался, а застрял где-то между Сарабузом и Симферополем. Бойцы его сильно утомлены продолжительными боями. Снова посылаю связных на розыски.
Возле Атмана, у перекрестка дорог, где мы устроили короткий привал, лежит на траве группа усталых бойцов. Среди них сидит на камне человек в шинели. На голове кубанка. По черной бороде узнаю его. Это полковник Яков Иванович Осипов, командир Одесского полка морской пехоты. Поздоровались. Осипов мрачен, неразговорчив. Чувствуется, что он страшно устал. Горстка бойцов вокруг него — это все, что осталось от героического полка, наводившего ужас на врага под Одессой.
На разговоры нет времени. В любую минуту можно ожидать налета вражеской авиации. Я поднимаю своих бойцов. Огромная, растянувшаяся на несколько километров, наша колонна продолжает свой марш. Я и не подозреваю, что больше нам не доведется увидеть Осипова, что он вместе с остатками своего полка погибнет в стычке с фашистами, которые внезапно нападут на дорогу.
На развилке дорог я оставляю начальника штаба Илларионова. Он должен встретить второй батальон и повести его вслед за нами. [62]
В 16 часов останавливаемся на окраине селения Бир-Чокрак. Поджидаем второй батальон. Его все нет и нет. Связные возвращаются ни с чем. Дорога пуста. Ждать больше нельзя. С тяжелым сердцем отдаю приказ трогаться дальше.
Внезапно по обеим сторонам дороги загремели взрывы. Нас обстреливают немецкие минометы, установленные на склоне горы. Противник прекрасно видит нас: место открытое. Бригада рассредоточивается. Моряки преодолевают обстреливаемый участок перебежками. Фашисты не жалеют мин. Взрывы грохочут беспрерывно. А до безопасной зоны за склоном высоты четыре километра. Взвод за взводом совершают стремительные броски. В общем все обходится благополучно. Только пять человек задело осколками. Кето Хомерики, еще не отдышавшись после бега под минами, склоняется над ранеными, перевязывает их.
У совхоза «Залесье» бригада принимает походный порядок, но ненадолго. Вскоре колонна вновь оказывается под огнем. Стреляют вражеские автоматчики, пролезшие на высоту Таш-Джорган, у подножия которой пролегает дорога. Пять артиллеристов батареи третьего батальона во главе с краснофлотцем Василием Ермаковым сквозь густые заросли орешника взбираются на высоту и уничтожают фашистов.
Новому обстрелу подвергаемся возле самого селения Саблы. Пришлось выделить роту, которая прочесала заросли и выбила из них фашистов.
В Саблах располагаемся на отдых. У нас около сорока раненых. Начальник санчасти Марманштейн еще вчера во время боя отправился во второй батальон, и до сих пор о нем ничего не слышно. Начальником санчасти временно назначаю его жену военврача 3 ранга Анну Яковлевну Полисскую. Она горячо берется за дело. К утру, сделав первичную обработку ран, она отправляет своих подопечных в Алушту. Раненые нас теперь не связывают. Беспокоит другое: у нас кончаются припасы.
В 4 часа утра 2 ноября моряки вновь зашагали по дороге. Колонна втягивается в узкую долину. Справа и слева — высокие заросшие лесом горы. По дну долины течет бурная горная речка Альма. Невдалеке от селения Бешуй останавливаемся у развилки дорог. Одна из них — широкая, укатанная — ведет на Алушту. Другая, которая [63] ведет на Бешуйские копи, больше похожа на лесную тропу, чем на проезжую дорогу. По какой идти? Выбор дальнейшего маршрута теперь не связан никакими приказами. Мы вольны выбирать его сами.
Нам известно, что дорога на Севастополь в руках противника. Принимаю решение идти через горы. Это труднее, но зато надежнее, мы сможем незаметно для противника и быстрее, чем кружным путем через Алушту, попасть в Севастополь.
Но неожиданно получаем новую задачу. Прибывший к нам член Военного совета 51-й армии бригадный комиссар Малышев потребовал, чтобы бригада выставила боевое охранение в районе Бешуя, оседлала дорогу на Алушту, куда отходят части Приморской армии. Я жалуюсь, что у нас запасы на исходе. Малышев на листке из блокнота пишет распоряжение в штаб тыла армии, находящийся в Алуште, снабдить нас продовольствием и горючим. Я сейчас же посылаю туда на машине своих людей.
В боевое охранение выделен четвертый батальон капитана Гегешидзе с противотанковой батареей. Здесь остается и начальник политотдела Ищенко.
Ни горючего, ни продовольствия мы из Алушты не дождались. Простившись с Гегешидзе и его бойцами, я вывожу остальные подразделения на узкую лесную дорогу.
Через горы
Вечер застал нас в глухом лесу. Начался дождь. Ноги скользят по крутому склону. Люди вымотались вконец.
Останавливаемся на поляне. Выставив боевое охранение, объявляю большой привал.
Мы сидим у костра и мирно разговариваем. Вдруг слышим винтовочный выстрел, за ним второй, третий... Неужели немцы? Ехлаков вскакивает, и бежит в сторону, откуда донеслись выстрелы. Я иду проверить другие посты и на всякий случай приказываю пулеметному взводу седьмой роты подготовиться к открытию огня. Но вскоре слышу громкую ругань Ехлакова.
— В чем дело? — спрашиваю его.
— Сукины дети, что наделали!
— Да скажи толком, что случилось?
— Убили, насмерть убили! [64]
— Кого?
— Такого бычка, такого бычка...
— Ну, слава богу, что только бычка.
— Да ты подойди, командир, посмотри.
Комиссар ведет меня на место происшествия. В сумерках вижу, лежит на земле красивое животное. Косматая рыжая грива мокнет в луже крови. Неподалеку застыло в испуге другое такое же животное. Тут только спохватываюсь: ведь мы в заповеднике крымских зубробизонов! Горе-охотники стоят возле своей жертвы, растерянно переминаясь с ноги на ногу.
Объясняю им, какое редчайшее животное они погубили.