Мы под запретом
Шрифт:
Подхожу ближе и останавливаюсь в паре шагов от преподавателя. Он словно и не помнит, что позвал меня, сосредоточенно перелистывая страницы методического пособия. Дождавшись, когда за последним учащимся с характерным щелчком закрылась дверь и в кабинете остаемся только мы вдвоем, Иван Васильевич откладывает брошюру и поднимает на меня заинтересованный взгляд.
Молча жду, боясь даже представить, что меня ожидает сейчас и как после девочки из группы порвут от любопытства меня на лоскутки. Вот, не мог он Терехову оставить или, на худой конец (хотя там явно не худой), Скворцову? Они бы точно не
— Кира, — вкрадчиво начинает Иван Васильевич, — у вас в следующем семестре будет зачет по курсовым.
Я недоуменно киваю, хотя абсолютно не в курсе, что там будет в следующем учебном году. До него еще надо эту летнюю сессию сдать и само лето прожить. И вообще не понимаю, к чему сейчас весь этот разговор.
— Ну, так вот… — продолжает он, вертя между пальцами правой руки серебряный «Паркер». (Зрелище завораживающее, скажу я вам! Даже я залипла на то, с какой непринужденной виртуозностью двигаются его длинные прямые пальцы с короткими, аккуратно подстриженными ногтями, а выпуклые вены на тыльной стороне кистей, словно магниты, притягивают женские взгляды, будя самые отвязные мечты, о том, как сладко эти руки будут ласкать).
Белки-стрелки… вот не о том, совсем не о том я сейчас думаю! Весна, что ли, на меня так странно влияет? Встряхиваю головой, прогоняя прочь идиотские мысли и абсолютно не нужные сейчас эмоции. Специально поднимаю руку и поглядываю на наручные часики, намекая на то, что ценно не только его, но и мое время. Перемена короткая, а мне еще надо добежать до следующей аудитории.
— Хотя ты знаешь… — задумчиво произносит преподаватель и начинает собирать пособия и журнал, — иди на пару. — Он кивком указывает на выход. — А поговорим после. Во сколько сегодня у тебя заканчиваются занятия? — держа в руках собранную стопку бумаг, интересуется он, внимательно следя за эмоциями на моем лице.
— До двух, — медленно отвечаю, теряясь в догадках, — но мне к трем надо быть на Полярной.
— Тогда после двух жду тебя на парковке, — подводит он итог, не спрашивая, а утверждая. — Подвезу, и по дороге поговорим.
— Но… — начинаю я и замолкаю, увидев серьезное выражение лица, не терпящее возражений.
— Мой рабочий день сегодня до половины второго, а что я делаю после, никого не касается, так же, как и то, чем занимаешься ты после окончания учебного процесса.
Иван Васильевич говорит все это спокойно и уверенно, словно бессовестный адвокат, произносящий оправдательную речь перед присяжными. Он поднимается из-за стола и убирает в стильную сумку-«почтальонку» все рабочие материалы.
— И потом, — продолжает он, — мы всего лишь переговорим о курсовой работе на следующий год. Это чисто деловой разговор. Ничего более.
Я наблюдаю за ним, прижимая к груди свой рюкзак с тетрадками и письменными принадлежностями, словно надежный щит. Мысленно пытаюсь вернуться в реальность, где на меня не обращал никакого внимания мужик, трахнуться с которым мечтает большая часть университета, от первого курса до преподавательского состава (и сейчас я не только женщин имею в виду). Блин, вот на кой мне этот ходячий тестостерон в руководителях курсовой?! Я учиться хочу, а не отбиваться от его ревнивых поклонниц.
Можно мне кого-нибудь попроще, ну, хотя бы Льва Андреевича — заведующего кафедрой, милейшего старикашку, любящего свою жену и оранжерею на подоконники своего кабинета.
— А может, мне другого куратора дадут? — делаю попытку улизнуть и культурно отказаться от столь «шикарного» предложения.
— Нет, — уверенно обрывает он, задвигает стул и указывает мне рукой на дверь, предлагая пройти на выход первой, — списки уже сформированы. — Его рука будто невзначай касается мой талии, когда мы выходим из аудитории. — Так что жду вас, как и условились, — продолжает он, чуть понизив голос, — после пар на стоянке. Надеюсь, мой автомобиль вы найдете без труда.
Он разворачивается в сторону кафедры, а я стою, словно дезориентированный выстрелом суслик. Студенты вокруг меня с любопытством поглядывают на происходящее.
— Хорошего дня! — желает Иван Васильевич, лукаво улыбаясь, и уходит.
Вибрирующий в кармане телефон выводит меня из замешательства. Я встряхиваюсь, словно кошка после насильственного приема водных процедур. Достаю телефон и, отвечая на звонок любопытной подруги, спешу в аудиторию, где через пару минут начнется очередная пара.
— Лёль, — говорю я, не давая ей вставить и слово, — я уже бегу, ты мне место займи.
— Ага, уже, — отчитывается та, — а…
— Спасибо, дорогуля, — прерываю ее, — я лечу.
Даже будь я олимпийским чемпионом в спринте, за две минуты преодолеть лабиринты учебных корпусов моего университета и попасть с пятого этажа одного из них на третий этаж другого — невыполнимая задача. Залетаю в кабинет, когда Анна Сергеевна, преподаватель ненужного предмета — философии, отмечает в журнале присутствующих. Только она одна делает это самостоятельно, не доверяя данную мелочь старостам групп. Строгая женщина окидывает меня сосредоточенным взглядом, будто сканирует и вскрывает в своей голове файлы с личным делом, решая, заслуживаю ли я быть прощенной и допущенной к лекции или меня ждет «энка» в журнале и отработка после пар?
— Проходи, — милостиво кивает она в сторону парт, — Левина. Но это в последний раз, — строго предупреждает она и возвращается к опросу присутствующих.
— Что это Царь тебя так быстро отпустил, а, Левина? — ехидничает Терехова, зло презрительно глядя на меня.
— Так она же даже не знает, как ширинку на брюках у мужика расстегнуть, — подпевает ей ее закадычная подружка — стерва Скворцова, — а уж как отсосать — тем более.
— Ну, твои умения в этой области хорошо известны всему потоку, и в большей части не понаслышке! — огрызаюсь я. — И научитесь завидовать молча, не разбрызгивая свой яд на порядочных людей.
— Терехова, Скворцова, Левина! — раздается громкий голос Анны Сергеевны. — Еще хоть слово не по теме, и вы зачет будете сдавать в индивидуальном порядке, — сверлит она нас таким злым взглядом, словно законная жена проколовшуюся любовницу.
Быстро присаживаюсь на заботливо выдвинутый Лёлей из-под парты, стул, вынимаю из рюкзака тетрадь и полным внимания взглядом смотрю на преподавателя. Слышу, как сопит подруга, душа в себе неудовлетворенное любопытство. А я лишь пишу ей на полях тетради скромное послание, обещая рассказать все после пары.