Мы-Погодаевские

Зарубин Михаил Константинович

Работал дел Филипп в колхозе на лошади, подвозил корма к фермам, выполнял и другие работы. Вместе с ним ездил внук, пяти или шестилетний крепенький мальчуган, который впоследствии окончил Ленинградское военное училище им. Дзержинского, сейчас на пенсии, живет в Ленинграде.

Я как-то наблюдал странную картину, которая поразила меня необычностью. Дед Филипп подъехал к молоканке (помещение для процеживания и сепарирования молока), ушел в нее, а внук остался на телеге. Лошадь пошла, а внук стал ее останавливать, но не вожжами, как полагалось… Он по детской неопытности стал удерживать лошадь за телегу. Меня удивила та сила, слезы и даже злость, с которой малыш пытался достичь цели. Я позавидовал его настойчивому характеру.

Слава Илима

Часть I

Счастье детства. Год 1940

Вчера в лесу кукушка куковала,Листвяжки чуть припудрились хвоей.Соскучились по воле мы немалоВ деревне Погодаевой своей,Прощайте до зимы коньки и санкиДа здравствует река и лес, и лугМы подзабыли, где растут саранки,И где растет за Прорвой дикий лук.И вот идем, такие боевые,В Кулигу порыбачить на реке,В консервных банках черви дождевые.И длинные удилища в руке.В холщовых сумках молоко и шаньги,И свежие, из печки, калачи…Костенков Глебка на ходу о Таньке,Своей подружке, что-то отмочил.Ребята ржут, ребятам интересно,Но Санька Предка строго хмурит бровью:– Ну, паря Глебка, разве это честно?Нельзя так откровенно про любовь.Ты расскажи про что-нибудь другое,Про то, как гнал тебя колхозный бык…Смущенный Глеб затылок

скреб рукоюИ замолкал: к насмешкам не привык.По мягкому проселку через полеШагаем от деревни босиком.Закончились, ура-а! уроки в школе,И вот нас овевает ветеркомГарь-Угол. Лес. Идем мы вдоль опушки,По ходу слева – Озерки в кустах,Где квакают ожившие лягушкиВ покрытых нежной зеленью местах.А вот и осек изгородь такая,Что охраняет поле от скота.Кулига – дальше. Речка, истекаяИз тихого болота у хребта,Змеей не вьется, словно потакаяЖеланья чьим-то. Чем не красота?Вот и река. Зеленый длинный берегИ кромка плеса, ровная, как нить…Учитель в школе говорил про Терек,Илим и Терек! Разве их сравнить?По берегу, мы разбежались мигом,Забрасывая в воду поплавки,И в воодушевлении великомДобычу ожидали из реки.Вот Лешка Пап поймал ельца с мокченом,А Мишка Солод окуня добыл.И Санька Предка с видом сверхученымПро тонкости рыбалки нам долбил.Мы, малыши, разинув рот внималиЕго речам, выстраиваясь в ряд,И наше сверхусердное вниманьеТак льстило предводителю ребят.Вот стали попадаться нам мокченыИ редко серебристые ельцы,Мы радостно вздыхали облегченно,Сопливые подрости-огольцы.Потом обед с восторгом уплеталиИ жарили мокченов на костре.А гуси в поднебесье пролетали,Стремясь достичь гнездовий побыстрей.А день сиял прозрачностью хрустальной,Не изнуряя нас томительной жарой.Река с ее поверхностью зеркальнойТекла послеобеденной порой.И вечером, довольные добычей.Торжественно шагали по домамЛишь отдаленный БАМ свирепый бычийНемного портил настроенье нам.И солнышко, казалось, неторопкоСтремилось, что ты там ни говори,На час-другой за Качинскою сопкойПрилечь в постель из розовой зари.За Паляниной сумрак шел с востока,Меж соснами курчавыми таясь.По деревенской улице широкойДовольные ребята шли к домам.Им не терпелось с гордостью глубокойПорадовать своей добычей мам.

Часть II

Борис Черемных

Но ждал их он, с улыбкою довольной,Борис Черемных – вроде бы физрукИ военрук, конечно, добровольный,И, несомненно, самый лучший друг.Борис был плотный, кругоплечий, сильныйОтсчитывал себе двадцатый год,Лицом красивый, не словообильныйИ погруженный в множество забот.Он объявил, что следует собратьсяВсем завтра утром и позвать с собойТех, кто не слышал, и сестер и братцев,Пусть привыкают к «службе боевой».И пояснил, что надо собиратьсяК Кривой Сосне, где будет их «парад».И потом они начнут соревноватьсяИ в беге, и в метании «гранат».Потом из тозовки стрелять сверхметкоИ ловко надевать противогаз…Со стороны пусть смотрят малолетки,И зависть пусть сквозит из ихних глаз…

Слава Илима

…Водил Борис подростков и в «походы»«Вооруженных чуть не до зубов»,И шли в жару лесной дорогой «взводы»,Стирая пот с позагорелых лбов.И штурмовали мельницу на речке.«Ура-а!» кричали чуть-чуть с хрипотойВоинственные чудо-человекиС мальчишескою внешностью простой.А худощавый мельник бородатый.На них глядел с глубокою тоской,Он воевал с германцами когда-то.Вернулся с покалеченной рукой.– Зачем, – Борису бросил с укоризнойСтарик, – ты мучаешь рубят, ядерна мать?– Учу их дорожить своей ОтчизнойИ от врагов ее умело защищать.Но, дед Трофим, такие настроеньяПриветствовать никак я не могу,И заявляю с явным огорченьем —Они на радость нашему врагу,Сказал Борис и посмотрел на дедаС досадным выражением в глазах…И словно предлагая пообедать,Сияло светом солнце в небесах.Пейзаж тушамский – это загляденье!Сюда бы живописца пригласить, —Остался бы доволен, без сомненья,А нас такой пейзаж в душе носить.У мельницы зеленую полянкуПересекает мягкость колеи,Насвистывают птахи спозаранкуДо вечера мелодии свои.

Часть III

Мы – патриоты

Счастливые до одури, чумазая шпана,Мы бегали без обуви в залатанных штанах.Над нами небо синее,Вокруг полей простор,А мы об Абиссиниивели недетский спор.Мечта воображенияВ Испанию влекла,Но горечь пораженияНам в души залегла.Фашистов ненавиделиИ всей своей душойПо лицам взрослых видели,Что быть войне большойУчились быть мы смелыми,«сражаясь» меж собой.Гордились самостреламиС тугою тетивойГудели гумна гулкиеОт нашей беготни,Стучали за проулками«клинки» у ребятни.Пусть наши бабки злобились,А мне грозила мать —Мы, знай, себе, готовилисьОтчизну защищать.

Часть IV

Год 1941

Костенков Мишка, комиссар пригодный.В походы нас, подростков не гонял,Но он Бориса подвиг благородный«Политикой высокой» дополнял.Тонул в реке он после ледохода,Поэтому схватил туберкулезПрожил на свете чуть побольше года,И было жалко нам его до слез.Он в деревенском клубе вечерамиЗимою длинной «лекции читал»Все о вожде и об «Отчизне-маме»,И в голосе его звучал металл.Ходили с ним в кино смотреть Чапая,Про Чкалова любили говорить.В газетах про папанинцев читая,Мечтали сами подвиги творить.Мы патриотами росли сверхбоевыми,(Теперь таких, пожалуй, не сыскать!)И чье-то, всех волнующее имяДля нас звучало, словно благодать.Любили мы на лыжах прокатитьсяСугора деревенского к реке,И на коньках по льду летать, как птицы,Гоняя клюшкой шайбу на катке.Костенков Мишка был доволен очень,Еще бы! Будут ловкими бойцы!Выносливыми также, между прочим,Пусть подрастут немного огольцыВсе чаще доходили до колхозаТревожные известия о том,Что нависает над страной угроза,Печально проникая в каждый дом.Но вот и снова наступало лето,Взошли посевы, вспаханы пары…Война бродила по Европе где-то,Нас обходя сторонкой до поры.Пора настала, и двадцать второгоИюня к нас фашисты ворвались,И мужики из-под родного кроваВ ряды красноармейские влились.А мы, подростки, не предполагали,Как это бедствие – война!И сводки с фронта про победы лгали,Но таяла и таяла страна.И как же удивились мы однажды,Когда к Москве фашисты подошли,И как из нас был растревожен каждый,Хотя мы жили от войны в дали.И первые листочки-похоронкиВ деревню почтальонша принесла…Мы осознали, что нельзя в сторонкеСтоять: даешь колхозные дела!

ЯКОВ И ЯКОБ

Костенков Яков (Погодаев)Охотником отменным был,Он из двустволки, не гадая.Влет селезней весенних бил.Призвали в армию. ТанкистомПосле коротких курсов стал,И под Смоленском в поле мглистомФашистский танк он увидал.Сидел в том танке наглый Якоб,По-русски – Яков) и курилСигарету. Он почти без тяготЕвропу в танке покорил.Имел сражений опыт крупный,Легко противника громил.По результатам совокупнымЕго сам фюрер наградил.Но ведь и Яков шит не лыком,Имел отличный глазомер,Но он в сомнении великомПодрастерялся не в пример.О, Яков, Яков! Ты по людямНи разу не стрелял пока,И мы винить тебя не будемЗа то, что оробел слегка.В бою решают все мгновенья —Не ты его – так он тебя…Здесь непростительны сомненья,Знай, успевай-ка, жизнь любя.И немец Якоб хладнокровноВлепил в танк Якова снаряд.Пульс у фашиста бьется ровноПривычно торжествует взгляд.Горит наш Яков. В люк танкистыНыряют дальше от греха,А немец Якоб глазом льдистымСмотрел и мимо громыхал…И Яков, спрятавшись в воронке,Вдруг понял: жалость! Но черт с ней.Ведь на родимой он сторонкеБил влет залетных селезней.И только бы в живых остаться,Танк получить и сесть в негоЕще придется повстречаться —А там посмотрим, кто кого!

Часть V

Труженики тыла

Полынной горечью пахнулоРодной, желанной, и теперь,Как будто детство распахнулоДавно закрывшуюся дверь,И, дыбясь, встала память детстваВиденьем прожитых годов:«земля – отцовское наследство» —Гудит от цокота подков.Святого детства вспомню время,И сердце болью сдавит вдруг…Смотрю – бежит босое племяЗа лошадьми на дальний луг,И вот уж слышу – по проселкуТелеги жалобно скрипят.И вижу синюю футболку:Ведь это я среди ребят.С полей к гумну снопы мы возим,Совсем почти как мужики,Бороним, косим, сеем озимь,Отцы – на фронте, братья тоже,И к Сталинграду фрицы прут,И похоронки нас тревожат.И так тяжел крестьянский труд!Но фронту надо, значит надо!Все – для Победы! Цель ясна.И были лучшей нам наградойДля фронта центнеры зерна,Зимой в школе, летом в поле,Вертелся белкой в колесе.Где поневоле, где по воле…Ну точно так же, как и все.Вот по морозу, хоть кровь из носуДрова на саночках тяну.Длинна дорога, замерз немногоВ сугробах вьюжных чуть не тону,Вот на покосах в рассветных росахПырей литовкой тупой бью,И женщин вижу, я голос слышу:«Вот подрасти бы воробью!»Одно я знаю и понимаю,Что там, на фронте, трудней всего.Под Ленинградом могила брата,А я воюю пока с травой.Полно работы, и все до пота…Остры заботы, как злой кинжал!И пусть маленько был слаб в коленках.Но день Победы я приближал.

* * *

Деревня нищала, деревня тощала,Но были надежды полны и бабы и деды,Что весть о Победе дойдет до родной стороны.Старушки молились, подростки трудились,Пока не погаснет заря.На воздухе вольном, чем были довольны,О голоде не говоря.Овсюг и картошку – и то понемногу —Глотали, давя тошноту.Трудились, не ныли и даже забыли,Про городки и лапту.И слушали вместе по радио вести,Когда дождь на улице лил:Бои – непременно, успех – переменный,Везде – равновесие сил…

* * *

Помню: от страха сжималась душа,дыбились волоса,Когда свирепый декабрь дышалхолодом жутким в глаза.На печке бы русской в мороз лежать,нос сунув за дверь едва.Но надо в школу утром бежатькилометра за два.– Беги, – провожает с порога мать,– Когда бежишь – теплей,Но как ни бежишь, начнет прониматьхолодом до костей.Туман – вплотную, ничего не видать,шуршит леденяще мгла.А одежонка – лиха беда:заплата к заплате легла.Лицо в рукавички уткнув плотней,оставишь глаза одни.В тумане – луна, и бежишь под ней,кляня морозные дни.Болтается сумка через плечо,колотится в левый бок.Торчит из ичига сена клочоксквозь лопнувший передок.…Где-то на западе гремит война,Гибнут отцы в огне.А здесь, в Сибири, стоит тишина,и стыдно становится мне.Подумаешь, самую малость промерз.На фронте в сто раз трудней!И вот уже лютый мороз – не мороз,и школы крыльцо родней.Глядишь, ты в школе морозу назло,доволен чуть – чуть собой…Румяная печка держит теплоза маленький подвиг твой.