Мы превращаемся (Я видел в небе – там кто-то ходит)
Шрифт:
Следуя к бару по глухим дворам меж стандартных хрущевок, Олег неожиданно для себя отметил, что заведение находилось совсем рядом с домом нынешних подопечных, метров пятьсот. Раньше он на это не обращал внимания. Теперь сообразив, даже удивился своему "открытию". Бывает же. Он злорадно усмехнулся, главным образом над самим собой. Бар и тот выбрал в предполагаемой аномальной зоне. Может, он сам аномалия, в которой исчезает все, в том числе и любовь.
С Катериной Олег познакомился около двух лет назад в ночном клубе. Тогда он еще посещал подобные заведения. Любовь нахлынула как-то сразу, почти с первого момента их встречи. Он с радостью погрузился в пучину романтических отношений. У него будто выросли крылья, казалось, он испытывает сказочный невероятный полет. То были розовые дни. Олег наслаждался любовью и жизнью, возможно, впервые прикоснувшись к осознанию
Нельзя сказать, что охлаждения отношений возникли ниоткуда, в один миг накрыв влюбленных отчужденностью. Все происходило постепенно. Были намеки знакомых и друзей в отношении поведения Кати в компании других мужчин. Впрочем, Олег не обращал на них внимания, он верил любимой, да и сама мысль об измене не вязалась с образом возлюбленной. Опять образ. Далее события развивались в более видимом свете. Они стали отдаляться друг от друга. Все меньше находили взаимопонимание, все сильнее раздражение вклинивалось в их взаимоотношения, появились недовольство, предлоги и ложь. Олег винил во всем Катю, ведь он по-прежнему любил, следовательно в ней была главная причина. Как обухом по голове стала вскрывшаяся измена Кати. Все рухнуло в один миг. Как ни пытался, измены простить он не мог. Они расстались. После чего Олег и погрузился в уже настоящую пучину отчужденности и пустоты.
Чуть позже, проводя вечера в любимом баре и анализируя причины, Олег стал признаваться себе, что и его доля вины в расставании была. В долгих раздумиях и переживаниях, склонившись над очередной кружкой пива, молодой человек более здраво стал подходить к случившемуся, все меньше осуждая Катю. Ведь, как ни крути, любовь все-таки была, по крайней мере полтора года. Но когда и куда она пропала? Катя не была меркантильной, не материальное благополучие удерживало её рядом с Олегом. А стихи, "наивной влюбленной школьницы", не от нечего же делать их писала, посвещая ему, взрослая давно уже не десятиклассница девушка. Значит все было серьезно. Глупо винить одну Катерину. Он и сам хорош – злоупотребление спиртным, бесцельная скучная жизнь, возможно, недостаточность внимания. Пару раз он сам ходил "налево", правда изменой он это не считал, так баловство, животный инстинкт. Ему все более становилось ясно, что и он внес свою лепту в драматичный итог. Теперь по истечении времени, когда первые бурно-нервные эмоции спали, он это начал понимать. Не сказать, что раскаялся, да и боль до конца не прошла, но на произошедшее он смотрел уже по-другому, не столь однозначно, как по первости. Но все-равно предательство и измену Кати он до сих пор простить не мог. Прошло три месяца, как они расстались, но рана по-прежнему не заживала. Олег жил с двойственным чувством по отношению к Кате, все так же по-прежнему любя и одновременно ненавидя. Чтобы не бередить рану, он старался меньше думать и вспоминать о девушке. В какой-то мере это ему удавалось. И вот в данный момент, подходя к бару, сообразив, что заведение находится неподалеку от дома подопечных, и следовательно в некой патогенной зоне, он вдруг понял, что ему следует перестать посещать данный бар, и не только из-за зоны, хватит нагонять на себя бессмысленную ностальгию.
Решение созрело неожиданно, как-то вдруг разом поселившись в мыслях, созрей оно раньше, Олег не пошел бы в бар. Отступать было поздно, раз пришел, следует поправить здоровье.
Время для барных посиделок еще было раннее. Заведение было пустым. Лишь за стойкой сидел одинокий человек с понурым лицом, уставившись в одну точку где-то позади бармена. Олег сел рядом и заказал кружку пива. Опрокинув ее залпом, заказал еще, закурил. Попыхивая дымом сигареты, обратил свой взор на незнакомца. Тот был явно не в духе, лицо его было бледным, застывшим словно гипсовый бюст знаменитого мертвеца. Внешностью незнакомец обладал неброской, темно русые волосы, обычные, ничем не выдающийся черты лица, разве что нос был с довольно заметной горбинкой. Одет он также был вполне обычно: спортивная шапочка, черная зимняя куртка "аляска" и джинсы. Возраст его приближался к сорока.
Олег отпил глоток пива, пыхнул сигаретой и подумал, что он не одинок в своей печали и пустоте. Неизвестно зачем, спросил:
– Хреновенько?
Незнакомец, не отрывая
– Это вам, молодой человек, хреновенько. Поправляйте свое здоровье и не лезьте, куда вас не просят.
Олег хмыкнул, он имел ввиду совсем не то хреновенько, не искал себе собутыльника. Незнакомец оказался не очень дружелюбным. Олег отпил еще глоток и обратил взор в сторону упорного взгляда горбоносого. Ему стало любопытно, что же так заинтересовало незнакомца на стене позади бармена.
Это была репродукция картины, на которой были изображены то ли Адам и Ева в райском саду, то ли пара неизвестных голых молодых людей, прикрывшихся фиговыми листочками, на загородном пикнике ( такие своеобразные впечатления видимо вызывались тем, что картина была написана в стиле так называемого современного искусства ). Олегу стало смешно, с издевкой он подумал о причинах, побудивших незнакомца с таким непоколебимым упорством смотреть на картину, состроив при этом скорбное статуйное лицо. Несомненно горбоносого гложила зависть по отношению к персонажам картины, а как по-другому еще объяснить его ненормальное любопытство и скорбность. В отместку за недружелюбность, Олег вынес окончательный диагноз незнакомцу – импотент вы, батенька, видимо. Врочем, возможно просто закомплексованный лох, в созерцании желаемого, но недоступного.
Олег несколько зло, с издевкой прошептал:
– Картина называется "В предкушении сладкого греха", – и еще тише добавил: – Мысленного.
Олег не играл на публику и не хотел, чтобы его кто-нибудь услышал, тем более горбоносый. Но слух у того оказался чутким, особенно если учесть его тупое отчуждение.
– Не юродствуйте, молодой человек. Вы же не глупый тинейджер. Тут все серьезно. Здесь людская трагедия, а не похоть. И не в потерянном Рае, а в познании любви.
Олег усмехнулся, на сей раз без издевки, а как реакция на философские заумности горбоносого.
– Любовь – есть грех? – уточнил он.
– Любовь – есть людская трагедия, – поправил его горбоносый. – Человек и без того неадекватен в своих мыслях и поступках. Не созрел он еще и для любви.
– У ты как, и почему это он не созрел? – Олегу становилось все веселее. Ну чудик ему попался, рассмешил.
– Вы никогда не замечали странностей, водящихся за влюбленными? Как они умудряются выглядеть жалкими, несчастными и одновременно возвышенными и счастливыми. Тот еще казус. А сколько зла и страданий они приносят друг другу и при этом готовы все отдать ради любимого. Тут прослеживается явная патология. Любовь в людской среде приобрела не то значение, она, извините, представляет собою сумасшествие, причем по собственной воле. Любовь полна безрассудства. И это притом, как я уже говорил, человек и без того неадекватен и безрассуден. Нелепые, откровенно нелогично-дикие, не поддающиеся осмыслению поступки делают из него полного дурака. Складывается ощущение, что человек по своей природе садомазахист. Ужалить по-больнее другого и чтоб тебя побольнее ужалили – не это ли есть кайф. А особенно кайфово, когда сам себя жалишь. Вот это и есть любовь в человеческом понимании. Впрочем, я не такой уж и бесчувственный. Мне очень жаль людей, особенно влюбленных. Их стоит пожалеть хотя бы за то, что люди в своем первобытном состоянии еще и отваживаются любить, тем причиняя себе еще большие муки и страдания. Они нуждаются в поддержке и помощи. Но, увы, не все в моих силах. Запретить людям любить я не в состоянии. Поэтому, остается только, во многом потворствуя, по-возможности оберегать их от опасности. В чем я, впрочем, тоже несколько ограничен. Но пока ничего, справляюсь.
" Вот, блин, он еще и сумасшедший, – подумал Олег. – Сумасшедший философ с замашками на роль спасителя. Кто из нас юродствует и кощунствует?"
Но сказал Олег совершенно другое:
– Вы никогда не любили? Не поверю.
– Ваши проблемы. Но любовь в людском понимании мне чужда, я не столь первобытен.
– А в каком понимание она еще есть? – разговор стал раздражать Олега.
– В высшем, в высшем… Хотя лично для вас это столь же чуждо, даже смешно, вы, увы, первобытны и далеки от настоящей любви.
– У..у..у, как далеко все зашло, – Олег стал терять терпение, уж больно горбоносый много на себя брал. – А вы значит эту любовь познали?
– Она не познаваема. Она либо есть, либо ее нет. У меня она есть, по-этому мне и жаль людей, по-этому я как могу и облегчаю их страдания. Но безрассудство человека часто путает все карты. Мне не подвластен внутренний мир человека, а именно из него исходит все безрассудство. Я не Бог, могу влиять только на внешнее.
– Уже хорошо. А то я подумал…