Мы с королевой
Шрифт:
Он снова стал слушать. По тому, как искривилось его лицо, королева поняла, что ему сообщают такие вещи, которые он либо не хочет слышать, либо уже десять раз слышал, либо они не вызывают у него доверия.
— Подождите минуточку! — сказал Джордж в трубку и, обернувшись к королеве, пояснил: — Они говорят, никаких моих бумаг у них нет. И ничего-де отыскать не могут.
Королева взяла у него трубку и твердым, уверенным тоном, каким произносила тронные речи, сказала:
— Здравствуйте, говорит советник мистера Джорджа Бересфорда по юридическим вопросам.
Беверли захихикала, но Джордж не увидел в этом ничего смешного. С ними ведь шутки плохи. Поступок королевы очень удивил его. Королева протянула Джорджу трубку, и служащая Отдела жилищных пособий сообщила Джорджу, что она «отдаст приоритет» заявлению Джорджа. Положив трубку, Джордж спросил у королевы, что значит «отдаст приоритет».
— Это значит, — сказала королева, — что каким-то сверхъестественным образом они сейчас отыщут ваше заявление, оформят его и сегодня же отправят вам чек.
Джордж присел на ступеньку лестницы, а королева позвонила в регистратуру и спросила, не может ли докторша-австралийка опять прийти в дом номер девять по переулку Ад к мистеру Маунтбеттену, состояние которого ухудшилось.
Потом королева и Джордж Бересфорд попрощались, положили на столик в прихожей тридцать пять пенсов и ушли.
32. Тающий муж
Доктор Поттер смотрела на Филипа и качала головой.
— Да на паршивенькой креветке и то больше мяса бывает, — подытожила она свои наблюдения. — Когда он в последний раз ел?
— Три дня назад пожевал овсяное печеньице, — ответила королева. — Может быть, его лучше отправить в больницу?
— Ага, — ответила доктор Поттер. — Ему нужно поставить капельницу, сделать внутривенные вливания.
А принц Филип и знать не знал, что две женщины с глубоким участием разглядывают его иссохшее тело. Он был в это время далеко, в Виндзоре, — ехал в карете по Большому парку.
— Я соберу ему вещи, хорошо? — предложила королева.
— Да, но сначала мне нужно раздобыть для него место, — сказала доктор Поттер и, достав радиотелефон, набрала номер. Трубку долго не брали, и она успела сообщить королеве, что на прошлой неделе закрыли три палаты, значит, коек стало на тридцать шесть меньше. — А на той неделе мы лишимся и детской палаты, — продолжала она. — Один Бог знает, как мы будем выкручиваться, если поступит несколько тяжелых больных.
Королева сидела на кровати и слушала, как больницы одна за другой отказываются принять ее мужа. Доктор Поттер спорила, улещивала, наконец раскричалась, но все было напрасно. В районе не было ни единой свободной койки.
— Позвоню-ка я в психиатрички, — сказала доктор Поттер. — Он ведь и правда не в себе, так что все вроде как по закону.
Королева пришла в ужас.
— Так ведь ему нужна срочная терапевтическая помощь! — сказала она.
Но доктор Поттер уже набрала номер.
— «Угрюмые башни»? Говорит доктор Поттер, участковый врач района Цветов. У меня тут одного мужичка надо бы положить. Хроническая депрессия, от еды отказывается, необходимы искусственное кормление и внутривенные вливания. Найдете коечку? Нет? Общее отделение переполнено? Правда? Да? А если завтра? — спросила она королеву.
Королева благодарно кивнула. Сегодня она все силы приложит, чтобы как-то подкормить Филипа, а завтра он уже попадет в надежные руки специалистов. Каковы-то они, эти «Угрюмые башни», подумала она. Звучит жутковато, вроде тех заведений, что обычно возникают, озаренные молниями, в начальных кадрах отечественных фильмов ужасов.
33. Лебединые страсти
За два часа до начала процесса к зданию городского уголовного суда прибыл автобус с полицейскими, которые немедленно очистили прилегающую территорию. Всех газетчиков, радио — и телерепортеров, явившихся освещать заседание, отправили в бывший лагерь Королевских ВВС, расположенный за Маркет-Харборо [42] , и целый день продержали взаперти в просторной комнате, предусмотрительно снабдив несметным количеством бутылок английского вина.
42
Город в графстве Лестершир
Сейчас показания давал констебль Лэдлоу: он отчаянно пытался припомнить все те небылицы, которые наплел на прошлом судебном слушании.
Обвинитель, свирепый толстяк по имени Александр Роуч, помогал Лэдлоу не сбиваться в своих показаниях с курса.
— А видите ли вы, — осведомился он, мотнув подбородком в сторону скамьи подсудимых, — в зале суда обвиняемого?.. — Роуч сделал вид, что ищет имя в своих бумагах, — А именно Чарли Тека?
— Да, — Лэдлоу тоже повернулся к скамье подсудимых. — Он в спортивном костюме и с «конским хвостом».
Королева страшно злилась на Чарльза, ведь она ему говорила, нет, приказывала — во-первых, покороче подстричь волосы сзади и на висках, а во-вторых, надеть на заседание блейзер и фланелевые брюки, но он, упрямец, заартачился. И теперь был похож на… Да чего уж там, на бедного, невежественного мужлана похож.
Лэдлоу давал свои путаные показания — не заглядывая в служебные записи, отметила королева. Тут встал Иэн Ливингстон-Чок, адвокат Чарльза. Бросив взгляд на Лэдлоу, он свирепо усмехнулся.
Иэн Ливингстон-Чок рос единственным ребенком в семье. Ближайшим товарищем его юношеских лет служило ему собственное отражение в зеркале. Он был само изящество, но за этим стильным фасадом крылась пустота: чересчур озабоченный впечатлением, которое он, как ему казалось, производит на окружающих, Ливингстон-Чок лишь вполуха слушал те важнейшие сведения, которые сообщали свидетели.
— Констебль полиции Лэдлоу, во время рассматриваемых событий вы вели записи?
— Да, сэр, — тихо ответил Лэдлоу.