Мы с Севой в лесу

Прошлой весной мне пришлось идти по лесной дороге к своим знакомым.

Дорога петляла то вправо, то влево, то возвращалась назад, и я решил пойти прямиком через заросли ольхи, ивы и чёрной смородины.

В кустах шла весёлая птичья возня. Звенели зяблики, заливался соловей, играла на своей флейте иволга, лепетала что-то неразборчивое лесная завирушка.

Обитатели леса, видимо, следили за мной, и то один, то другой высовывал головку из кустов и смотрел на меня то любопытствующим, то боязливым взглядом.

И вдруг где-то тревожно затрещали дрозды. Все певцы сразу смолкли. По кустам, перепрыгивая с ветки на ветку, заметались пеночки. Недовольно зачакала горихвостка.

А дрозды кричали всё сильнее и тревожнее.

Я понял, что у птиц случилась какая-то беда, и пошёл на этот крик. Скоро я увидел двух мальчиков. Один из них стоял с фуражкой в руках на земле, другой взбирался на дерево, где виднелось маленькое гнёздышко зяблика.

Я подошёл к мальчикам. В фуражке у них лежало несколько десятков разноцветных птичьих яичек. Меня даже затрясло от негодования.

— Я вас не знаю, — сказал я мальчикам, стараясь говорить по возможности спокойно. — Может, вы и хорошие ребята, но поступаете как… как душегубы. Сколько птенцов вы загубили! А ведь со временем они стали бы взрослыми птицами, веселили бы своими песнями этот лес, уничтожали вредных насекомых и спасали от них наши леса, сады и поля.

Мальчики стояли передо мной, опустив головы.

— Мы больше не будем, — сказал, наконец, тот, который держал фуражку с яйцами.

Действительно ли поняли они, что сделали сегодня что-то очень нехорошее, злое и постыдное? Или это «не будем» было сказано лишь для того, чтобы отделаться поскорее от надоедливых нравоучений взрослого дяди? Как сделать, чтобы это «не буду» было сказано от всего сердца?

И я тогда же решил, что напишу для этих ребят и для всех других мальчиков и девочек книгу. В ней я расскажу о том, как бродили мы когда-то с мальчиком по имени Сева по лесам, как полюбили птиц и сохранили эту любовь к ним навсегда.

Сейчас перед вами лежит эта книга.

Мы жили тогда в лесу. Наш дом стоял на краю большой поляны, окружённой высоким сосновым бором. Позади двора шёл заросший дубняком, черёмухой и ольхой спуск к реке.

Перед окнами нашего дома росла большая липа, до того старая, что многие ветви на ней уже посохли. Были на поляне и другие деревья, но о липе я говорю потому, что на её сухих сучьях мы всегда видели мухоловку.

Интересная это птичка! Небольшая, серенькая, с белёсой грудкой и усиками около клюва, сидит она на сучке тихо, как будто дремлет, и вдруг сорвётся с места, схватит муху и опять усядется на свой наблюдательный пункт.

Так она охотится целый день.

Мы с Севой любили наблюдать за нашей

мухоловкой и всегда восхищались её ловкостью и проворством.

Но вот появились у мухоловки дети, и ей пришлось кормить сразу шесть душ. Мух надо было много, но, на её несчастье, начались дожди, и все мухи попрятались. Носится мухоловка туда-сюда, просто с ног, как говорят, сбилась, а мух всё нет и нет. Севе стало до того жаль птичку, что он сам готов был ловить мух и носить их детям мухоловки. И тут пришла нам в голову хорошая мысль. Мы открыли окно и начали выгонять полотенцами мух из комнаты. Мухоловка тоже не дремала и стала хватать их на улице.

Однажды погналась она за мухой, муха — к нам в окно, мухоловка — за ней… и влетела в комнату! Мы притаились, глядим, что будет дальше. Мухоловка осмотрелась и начала хозяйничать у нас, как у себя дома. Наберёт полон рот мух, отнесёт птенцам, и опять в наше окно.

Утром как-то мы проснулись, а бабушка говорит нам:

— Что вы долго спите, ребята? Там какая-то красавица к вам уже целый час в окно стучится.

Мы глянули в окно, а это мухоловка просится в комнату. И такая дружба у нас завязалась, что Сева даже разговаривать с ней научился. Откроет окно, посвистит как-то по-особенному, мухоловка и прилетит тотчас.

Всё лето ни в доме, ни во дворе мух не было. Залетит иногда мухоловка в комнату и начнёт все углы и закоулки осматривать, как санитарный врач какой или медицинская сестра. А бабушка ходит за ней и приговаривает.

— Не беспокойся, сестричка… Мух у нас, спасибо тебе, больше нет. Заразы никакой теперь не боимся. Ребята все здоровы, дай бог и твоим деткам того же.

Так и стали мы с тех пор звать мухоловку птичкой-сестричкой.

Мы шли с Севой по лесному болоту. Это было совсем недалеко от города, и сквозь редкие деревья нам были видны домики на окраине и заводские трубы.

— Пойдём дальше в лес, — сказал Сева. — Здесь мы никого не встретим.

И вдруг на небольшой, чуть повыше нас ростом, сосёнке находим гнездо. Оно приютилось совсем низко, так что было видно всё, что делалось в маленьком птичьем домике.

В гнезде сидела не известная нам, небольшая, скромно одетая в серенькое птичка.

— Смотри-ка, она нас совсем не боится, — сказал Сева.

Незнакомка и в самом деле вела себя очень странно. Она не закричала, не бросилась в отчаянии на землю, не прикинулась раненной, как сделала бы на её месте другая птица, застигнутая на гнезде. Она только сжалась в комочек и внимательно смотрела на нас чёрным глазом, маленьким, как маковое зёрнышко.

Мы подошли к гнезду совсем вплотную. Птичка не улетала. Нам очень хотелось посмотреть, что у неё в гнезде, но эта странная маленькая особа вела себя так, что нам как-то стыдно было её потревожить.