Мы те, которых нет
Шрифт:
– Шевелитесь, раззявы! – кричу я.
Каждая секунда на счету. А тут еще тащить раненого. Пристрелить его, что ли, из гуманизма?.. Не поймут.
Будто сканировав мои мысли, Жаб отталкивает Конана и припускает вперед.
Пробегаем через стоянку – я не забываю контролировать периметр.
Выстрел – из помповика в нас лупят с пятого этажа. Посылаю ответную очередь. Стрелка больше не видать – кажется, я его зацепил.
Теперь направо. Там двор, переулок, школа. Вдоль забора, мимо гаражей и детских площадок.
Вот и нужная улица – тишина, пятиэтажки, деревья. Никто никого не убивает. Красота!
Около дороги стоит синий микроавтобус «Ивеко» – сам угнал недавно. Хорошая машина. Неброская и вместительная.
Все здесь? Тогда вперед!
Помотавшись по улицам, заехали в пустой замусоренный двор. Место пустынное, без видеокамер.
В салоне мы переоделись. Оружие я свалил в одну сумку. Теперь мы другие люди – без очков, париков. Черта лысого нас кто опознает.
Я полил салон бензином. Бросил зажигалку. Машина вспыхнула.
Я осмотрел воинство. Глицерина била мелкая дрожь. Зена улыбалась счастливо. Конан набычился.
– Успокоились? – спросил я. – Рассыпаемся.
Каждый уходит по своему маршруту. Зена тащит за собой Глицерина, как слабое звено. Он может сорваться, нельзя сейчас оставлять его без присмотра. А Зена – такая сука, ей нипочем любая передряга.
Выхожу на шоссе. Ловлю такси. Проезжаю несколько кварталов. Вдали переливаются сирены. Меня это теперь не касается. Я не имею никакого отношения к бойне. Я законопослушный человек. Я настолько сильно внушил себе это, что ни один милиционер в метро и на улице в мою сторону даже не посмотрел.
Добравшись до своей квартиры, я тупо пролежал минут пятнадцать. Руки не тряслись, кровь не кипела. Нашло какое-то отупение. Господи, что же я только что наворотил!
Встал. Взял бутылку текилы. Накатил почти полный стакан.
Зря. Практика показывает, что алкоголь сейчас не возьмет. Только чуть туманится сознание. А со следующего стакана я просто отрублюсь.
Включил телевизор. Корреспондент жужжал, как встревоженная оса, на фоне общаги, которую мы так удачно разнесли.
– Представители диаспоры заявили, что не оставят безнаказанным этот акт террора. Земля будет гореть под ногами у террористов.
«Как школы захватывать – нормально. А как самим перепадает – так разгул террора», – подумал я…
Ответные действия не заставили себя долго ждать. На следующий день в Ингушетии обстреляли военную колонну.
Еще через два часа в Питере в метро взорвалась шахидка.
Мусульманский террор начал вписываться в общее безумие.
*
Я стоял у окна. Сгустился вечер. По шоссе мчались, перемигиваясь фарами, табуны машин. Светились окна домов тысяч квартир, обитатели которых хотели жить достойно и спокойно. Город давал им ощущение незыблемости – вот только оно становилось все более иллюзорным.
Мегаполис – это организм. Дороги – транспортные артерии. Квартиры и люди в них – клетки. Продовольственные магазины – это горло и пищевод. И этот организм уязвим. От умелых точечных ударов он может лишиться сознания, а потом и жизни. И тогда он превратится в тюрьму для обезумевших людей.
Что нужно для этого? Перекрыть поставки продовольствия. Несколько терактов на энергетических объектах, Мосводоканале, канализации. И конец мегаполису. Конец государству. Если «Альянс» хочет этого, тогда после сегодняшних иголочных уколов пойдут настоящие удары – ножом.
От раздумий меня отвлек звук открываемой двери. Я напрягся.
Но это был Куратор, прибывший на «кукушку» с опозданием в четверть часа.
Как-то читал книгу про суперконтору, типа нашей, но куда круче. В суперконторе служат супермены и там суперправила. Чтобы враг тебя не вычислил, если ты опоздал на встречу с агентом на десять секунд, встреча уже не состоится – мол, нарушен режим, и это может быть вражьими происками. На самом деле, живи мы по таким правилам, наша фирма давно бы загнулась. Невозможно регламентировать все до мелочей, до секунды. Кроме того, никто не отменял бардака, авось, небось и форс-мажоров.
– О, стол накрыт, – кивнул Куратор на чайник, печенье и бутерброды, в том числе с красной икрой – это я заглянул в «Азбуку вкуса».
– Выйду на пенсию, в офис-менеджера переквалифицируюсь, – заявил я. – Сколько жертв по общаге?
– Одиннадцать убиты. Два десятка раненых.
– Масштабно…
– Если тебя это успокоит, среди убитых один в розыске за участие в бандподполье. И еще трое проходят у нас как причастные к террористической деятельности…
– Бальзам на душу.
– Все, проехали. Считай, что это тебе приснилось. У нас тут кое-что интересное нарисовалось. – Он сунул флеэшку в ноутбук. – Знаешь, что это?
– Без понятия, – сказал я, глядя на какие-то списки.
– Без вести пропавшие сотрудники спецподразделений за последние пять лет. Двадцать восемь человек.
О как! Фамилия, имя, отчество. Досье на людей, само существование которых является гос-тайной. Притом людей из разных ведомств.
– Кудесник вы, товарищ полковник, – с уважением произнес я. – Как вы сумели добыть это?
– Колдовством…
– Двадцать восемь.
«Капитан Дольский, 3-я отдельная бригада ГРУ Генштаба, пропал без вести при выполнении задания командования.
Майор Магомедов, группа «А» Ростовского управления ФСБ, пропал без вести при выполнении специальной операции.
Сержант сверхсрочной службы Штолин, бригада ГРУ Генштаба, погиб при исполнении служебных обязанностей».
– Посмотри статистику, – посоветовал Куратор. – Количество в последние годы растет в разы! Хотя активных боевых действий сейчас не ведется.
– Странно. Такая динамика. Должны быть расследования, разбирательства, слетевшие погоны. Должны быть назначены крайние. Должна подключиться военная прокуратура.