Мы вдвоем
Шрифт:
Бросив еще один взгляд на Меира, Мика вернулся в машину и повторил Алисе:
— Здорово, что ты пришла; ты не представляешь, как я рад. Теперь только побреюсь, и сразу начнем, — с пылом добавил он, вынимая из бардачка электробритву и принимаясь за основательное бритье, преувеличенно кривя губы, чем рассмешил Йонатана.
Наконец он дважды хлопнул себя по гладким щекам, заправил рубашку в брюки и быстрым, размеренным шагом двинулся в сторону сада. Там уже ждали несколько фотографов.
— Где будет молитва? — с сильным американским акцентом спросил один из них, и Мика гордо ответил:
— Здесь, — воздел руки к запертым небесам, затем, широко улыбаясь,
— Мика Лехави, что побудило вас организовать такую молитву? — обратился к Мике тощий парень, суя ему микрофон чуть ли не в рот.
— Тяжелая засуха, случившаяся в этом году, заставила меня все бросить (можете не сомневаться, занятий у меня достаточно, скучно не бывает) и устроить общую торжественную молитву. Дело не только в этом году, — подчеркнул он. — Это уже седьмой год подряд, понимаете, без нормального дождя. Такое тяжкое явление заставляет позабыть все и просто молиться. Недостаточно, чтобы каждый молился в одиночку — мы должны объединиться в общую массовую молитву. Только единство приведет дождь.
Тощий нетерпеливо спросил, почему в молитве не задействованы раввины. Мика задумался, стоит ли признаться в неудаче с раввинами, но решил обойтись:
— Я не раввин и не лидер, а простой человек, но я знаю, что в наши дни не раввины и не религиозные фигуры должны молиться, а музыканты, заменившие их. Теперь именно они по-настоящему влияют и трогают сердца, они — современные цадики. Вот-вот сюда прибудут все великие музыканты, создающие в нашей стране новую, оригинальную музыку, порожденную глубинной тоской. Мы все споем и попросим у Бога — величайшего из музыкантов — дождя. Хочу сказать вам еще одно: по пути сюда музыканты один за другим сообщали мне, что приедут. Просто без конца звонят. Я вам говорю, произойдет нечто потрясающее. Ваше терпение будет вознаграждено.
— Спасибо, господин Лехави, — заискивающе, но с немалой долей скепсиса, пискнул тощий. С холма подъехали еще два автомобиля, и Мика, отметив еще одну небольшую победу, сказал Йонатану:
— Давай, вынимай гитару, послушаем что-нибудь.
Четыре девушки в шароварах заглянули в сад и спросили, здесь ли молитва, Мика им ответил: «Конечно, здесь», и они сказали: «А, отлично». Мика обрадовался их появлению, а одна из девушек позвонила своим друзьям и воскликнула: «Да, на въезде в район, приходите, будет клево!» Через пару минут с холма подтянулись трое парней, один из них был в огромной кипе, покрывающей всю голову. Девушки и юноши уселись возле маленькой песочницы и стали ждать, перебирая пальцами песок и спокойно глядя вверх. Подошел крупный молодой человек, запустил барахлящий генератор и подключил к нему аппарат для сахарной ваты. Он начал было быстрыми нажатиями вертеть цилиндр и покрикивать:
— Ябамбам, ябамбам, друзья, сладкая вата по пять шекелей, небывалая цена в честь дождя! — но вскоре бросил и проворчал: — А дети-то где, где дети, вот вчера в Ромеме на внесении свитка Торы[95] за полчаса шестьсот пятьдесят штук распродал, а тут никого.
Йонатан опасливо достал электрогитару, подключил ее к небольшому черному усилителю, зажмурился и сказал сам себе: «Во имя особенности Мики и его успеха я готов посрамиться, чтобы он наконец испытал хоть одну удачу в своей треклятой жизни, ибо сказано — чтоб жил брат твой с тобою»[96] — и запел пиют к дождю, который положил на музыку когда-то в обеденный перерыв в ешиве:
Я дам дождь, и земля даст свой свет,
Я дам дождь, и земля благословит в ответ,
Я дам дождь, и возрадуется земля,
Я дам дождь, и исполнится радости земля.
Несколько фотографов направили в его сторону свои камеры, нарядные итальянцы прижали глаза к видоискателям и приготовились к съемке, но, похоже, их не особо волновали любительские экзерсисы Йонатана. Все ждали великих, ждали узнаваемых персон и массы людей. Где Дан Гадари? — спросили Мику с десятого канала. Где Михаэль Таль? — вопрошали двое юрких молодых людей со звукозаписывающими устройствами. Мика реагировал с некоторой долей стоицизма:
— Друзья, все уже в пути, не волнуйтесь, как сказано? Пробки окрест Иерусалима[97]. В самом деле, нечего волноваться, все идет по плану.
Но он и сам начал опасаться, отошел в сторону, к раскидистой оливе, и незаметно вздохнул, затем подозвал Меира-по-связям-с-общественностью, который беспрерывно говорил по мобильному и бурно жестикулировал, как человек, понимающий, что теряет контроль над ситуацией.
— Скажи-ка, что происходит? — резко бросил Мика растерянному Меиру. — Пресса здесь, и я и мой брат, и даже его жена, которая того и гляди родит, и мои друзья и подруги из Эйн-Карема — а музыканты где? Только их и не хватает, а за это, дорогуша, отвечал ты. Я не могу работать с прессой и одновременно контролировать, где музыканты! — его голос перешел в визг, жила на шее вздулась,
Меир покосился на искривленное, смиренное оливковое дерево, будто поневоле превратившееся в пожилого посредника между двумя напряженными ястребами, стоящими с двух сторон, потупился, хлопнул правой рукой по левой и нерешительно пробормотал:
— Но, Мика, они все время звонят и просят отменить.
Едва сдерживая ярость в голосе, Мика произнес:
— Меир, никаких отмен, ты должен добиться, чтобы они приехали. Это не шутки. Я тебе за это плачу или нет?
Меир сказал:
— Но что поделать, если они отказываются? Хочешь сам с ними поговорить?
Вдруг Мика увидел четверых детей, спускающихся к саду от Кирьят-Йовеля с белым футбольным мячом, словно четыре ангела небесных. Он бросился к ним. Им было лет по двенадцать.
— Ребята, вы слышали о музыкальной молитве? — умоляюще спросил он их. Они отрицательно покачали головами и намеревались двинуться дальше, но Мика преградил им путь.
— Послушайте, — он собрал последние остатки воодушевления. — Меня зовут Мика, мы с братом — музыканты. Нас с ума сводит то, что уже очень давно не было дождя, поэтому мы решили поиграть, чтобы пошел дождь. Нас всех снимут на телевидение, а потом за мой счет поедим пиццу наверху, в торговом центре Кирьят-Йовеля. Не волнуйтесь, есть машина, подвезем. Идет?
Мальчишки ухмыльнулись и пожали плечами.
— Но пицца будет с добавками, правильно? — заторговался юный толстячок, которого, как потом выяснилось, звали Коби.
— Ясное дело, с добавками, да еще и с бутылкой колы, я угощаю, — уверенно улыбнулся ему Мика. Встав возле них, он состроил серьезную мину, жестом подозвал ребят из Эйн-Карема, которые уже начали скручивать сигаретки с травкой, и закричал:
— Всем добро пожаловать! Я рад начать первую в Израиле музыкальную молитву о дожде. Уже семь лет здесь не было дождя, — повысил он голос, а Меир, стоя у него за спиной, торопливо и негромко переводил слова Мики на английский для иностранцев. — Мы, музыканты и дети района, собрались здесь, чтобы молить Господа о дожде.