Мы вернёмся (Фронт без флангов)

Цвигун Семен Кузьмич

– Садитесь!

Чекист опустился на стул возле стола. Переводчик встал за его спиной поодаль.

Фон Хорн заговорил неторопливо, делая паузы, чтобы переводчик успевал переводить.

– В глазах немецкой армии, немецких солдат, в моих глазах офицера вы – настоящий герой. Не каждый сумеет молчать на допросах в гестапо. Но каждой бессмыслице есть предел. Как мне вас называть?

– Мое имя Павел. По отцу Петрович.

– Итак, Павел Петрович, я пожелал поговорить с вами лично.

– Я очень тронут таким вниманием.

–

Я хотел бы, чтобы вы поняли: с вами говорит командующий армией. Я полномочен отнять жизнь, полномочен подарить ее вам. Я за сотрудничество с разумными и твердыми людьми. Такими, как вы. Предателей мы презираем. Не верим им. Сегодня он предал вас, завтра предаст нас. Предатель – это гнусно. Вы, Павел Петрович, – не предатель. Вы сильный, разумный человек, которого выдал нам предатель. Я хочу с вами заключить союз. Мне докладывали, что вы все отрицаете, даже то, что отрицать не имеет смысла. Что вы на это скажете?

– Вы говорите о союзе, генерал. Какой же может быть между нами союз, если я в наручниках?

– Снимите! – приказал фон Хорн, указывая Глобке на наручники.

Полковник заколебался.

– Вы слышали мой приказ?

Вызвали гестаповца, он отомкнул замок и унес наручники.

Павел Петрович размял руки.

– Сигарету? – спросил генерал.

– Не откажусь. Давно не курил.

Фон Хорн подвинул резной ящичек с сигаретами. Глобке чиркнул зажигалкой. Павел Петрович с наслаждением закурил.

Генерал и полковник переглянулись. Фон Хорн самодовольно улыбнулся. Гестаповцы докладывали, что пленный чекист отказывался есть и курить.

– У меня к вам вопрос, – начал опять фон Хорн. – По нашим данным, вы были в этом городе начальником НКВД. На допросе вы это отрицали. Вас опознали… а вы по-прежнему все отрицаете. Где правда?

Павел Петрович усмехнулся. Усмешка его получилась косой из-за кровоподтеков.

– Да, генерал, я был начальником городского отдела НКВД.

Фон Хорн торжествующе взглянул на Глобке. И тут же задал вопрос:

– Воинское звание?

– Капитан государственной безопасности.

– О-о! – воскликнул генерал. – Вы достойны серьезного разговора! Мне доложили, что вы остались в городе для организации сопротивления немецкому порядку. Это правда?

– Правда, генерал!

Фон Хорн опять переглянулся с Глобке. Он ликовал. Ему так и хотелось сказать вслух: "Вот они, хваленые гестаповцы. У них человек молчит, – со мной говорит!"

– Что вам могло дать это сопротивление? – продолжал фон Хорн. – Что? Армия ваша разбита. Мы несем вам новый порядок на гусеницах наших танков. Не разумнее ли сотрудничество в таких обстоятельствах?

– Нет, генерал, не разумнее. Армия наша не разбита и не будет разбита. Она отходит. Это правда. Настанет час, генерал, когда на вас обрушится вся сила нашего народа. Я не доживу до тех дней, но я хотел бы тогда, в те дни взглянуть на вас. Впрочем, лично вы погибнете раньше. Возможно, даже завтра…

– Но сегодня победитель я! – прервал его фон Хорн. – Этого вы отрицать не можете. И я хочу оказать милость побежденному сегодня: предлагаю вам джентльменское соглашение, сотрудничество, а значит, жизнь. Жду ответа. Пять минут. Айн, цвай, драй, фир, фюнф! – просчитал фон Хорн и показал пленному циферблат часов.

"Еще пять минут! – думал чекист. – В городе оставлены разведчики. Я сам инструктировал их, отрабатывал пароли для связи. Некоторые из них получили задание внедриться в немецкую военную разведку, в комендатуру, полицию. Успели они сделать это? Ведь не так просто. Враг не дурак… Можно мне попытаться бежать? Бесполезно! Разве можно думать о побеге мне – избитому до полусмерти, полуживому?.. А после этого свидания с командующим опять пытки, пытки…"

– Время истекло! – оборвал раздумья резкий голос фон Хорна. – Слово за вами, капитан. Или, как там точнее, капитан государственной безопасности, что ли, – иронически закончил командующий. – Ну? Даю вам еще минуту. Последнюю.

Чекист с трудом поднялся, держась за спинку стула.

– Минута торжественная. Ответ я продумал не сейчас, в отведенные вами пять минут. Раньше, генерал. Еще тогда, когда добровольно остался в подполье для того, чтобы уничтожать вас, современных варваров. Горжусь, что кое-что мне удалось сделать для родины. Сейчас мое положение безвыходное. Это освобождает меня от некоторых условностей…

Прихрамывая, чекист сделал шаг к фон Хорну, плюнул ему в лицо. Тут же схватил стул и, поняв, что через стол дотянуться не хватит сил, наотмашь ударил им по голове стоявшего рядом Глобке. Вскрикнув, тот опустился на колени, схватился за голову.

Фон Хорн разрядил всю обойму пистолета.

8

В районе расположения дивизии генерала Оберлендера третьи сутки шли проливные дожди. Холодный ветер со свистом носился по опушке леса, срывал с намокших деревьев последние листья и вместе с потоками воды швырял во все стороны. Ветер забивал под солдатские шинели тонкие струйки леденящей воды. Солдаты ежились, поднимали воротники шинелей, прикрывали озябшие уши мокрыми пилотками, словно это могло помочь.

То тут, то там вспыхивали языки синего пламени. Это загорались облитые бензином сырые ветки. У горящих факелов солдаты согревали руки, совали в самое пламя мокрые пилотки и перчатки. Они набухли от влаги, от них шел пар.

В жарко натопленном деревянном доме совещались генерал Оберлендер и прибывший к нему полковник Глобке. Они потягивали французский коньяк. Совещание проходило далеко не мирно.

– Где же, милейший, вас так разукрасили? Надеюсь, это не геральдический знак с рыцарского герба?