Мы вернёмся (Фронт без флангов)
Шрифт:
Дроздову нравилось, как докладывал капитан. Увидеть главное в человеке, рассказать о нем предельно кратко, выпукло – умение, которое дается не каждому. А вот капитан Афанасьев, подумал генерал, владеет этим умением в совершенстве. Подбирает такие слова, которые позволяют зрительно представить того, о ком говорит.
Дроздов задавал вопросы, уточнял отдельные детали. Его интересовало все, что касалось не просто человека, а человека-разведчика: не только образование, общая культура, семейное положение, но и знание
Беседа понравилась Афанасьеву. Понравился ему и генерал: с первого взгляда – строгий, а вникнуть – душевный человек, располагающий к себе собеседника.
– О вас, капитан, – сказал Дроздов, – я знал по документам да со слов, правда, похвальных. Но такова особенность нашей работы: чтобы не ошибиться, надо лично познакомиться с человеком, поговорить с ним. Это, естественно, расширяет и углубляет наше представление о человеке. Не буду скрывать, я доволен нашей встречей. Остался последний вопрос: кого, по вашему мнению, можно будет поставить во главе разведывательной группы?
– Товарищ генерал! Прошу доверить группу мне.
Дроздов вышел из-за стола, медленно прошелся по комнате, не спеша закурил папиросу, посмотрел на капитана.
– Задание, как вы, конечно, понимаете, очень и очень ответственное и, разумеется, очень опасное. Действовать придется в тяжелых условиях. Тяжелых не только потому, что необычных. Ко всему нужно быть готовым. Вы думали об этом?
– С того дня, как мне поручили формирование группы, товарищ генерал.
Дроздов улыбнулся кончиками губ. Спросил Куликова:
– Ваше мнение, Иван Дмитриевич?
– Я думаю, следует удовлетворить просьбу капитана, Николай Павлович. Он хороший чекист. Успел уже дважды отличиться за линией фронта.
– Ну что ж, быть по-вашему, – уже не скрывая улыбки, заключил Дроздов. – С моей стороны возражений нет. – И к Афанасьеву. Строго официально: – Товарищ капитан! Вы назначаетесь командиром разведывательной группы "Пламя". Задание и способы двусторонней связи будут определены вместе с вами. А сейчас познакомьте меня с участниками группы.
14
Петренко вызвали в гестапо на второй день. Принял его начальник следственного отдела майор Зауер, один вид которого вселял страх: худое, бесцветное, к тому же еще рябое лицо, злые глаза, длинный, похожий на клюв, нос, широко оттопыренные уши, лохматые волосы. Он прострелил Петренко коротким взглядом, затем уставился на него, уже не отрывая глаз. Визгливым голосом спросил на ломаном русском языке:
– Рассказывай подробно, кто вас к нам прислал?
– Генерал фон Хорн! – радостно ответил Петренко.
– Я спрашиваю очень серьезно, – заметно повысил голос Зауер, – и прошу серьезно отвечать, с каким заданием вас послали к нам чекисты?
Петренко не ожидал такого оборота и растерялся.
– Господин начальник! Слава богу, с чекистами я никогда не имел никаких дел! Я перешел на вашу сторону добровольно. Да. Совершенно добровольно! Я бежал из отряда, чтобы быть вам полезным. Я ваш друг! Да!..
Для убедительности Петренко перекрестился – ткнул себя пальцами в лоб, в живот, а куда потом вести руку – влево или вправо, забыл.
Зауер придавил настольную кнопку. Дверь распахнулась. Вошел высокий, атлетического сложения гестаповец. Рукава рубашки были засучены. Его бицепсы привели Петренко в трепет.
Заметив это, Зауер как мог строго сказал:
– Если не будешь рассказывать, с каким заданием пришел, я поручу допросить тебя Гансу. Он заставит тебя сказать правду.
Ганс плюхнулся на стул, так что тот скрипнул, и громовым басом отрезал:
– Говори правду, иначе!.. – и ударил кулачищем по столу так, что стоявший на столе стакан подпрыгнул, упал на пол, разбился.
– Господа! – выкрикнул Петренко. – Я докажу вам, что ненавижу коммунистов! Они ваши и мои враги! Они уничтожили моего отца! Разорили наше добро! Я долгие годы дожидался вас, а вы не верите мне! Как же так?..
Петренко прослезился, но, видя, что на гестаповцев это не произвело впечатления, бросился на колени, стал целовать сапоги Зауера, Ганса. Просил. Умолял. Доказывал…
– Мой отец имел в Киеве большой промтоварный магазин, он был хозяином нескольких домов, которые сдавал в аренду. Он имел в деревне мельницу. Отняли все, ничего не оставили большевики, семью в Сибирь загнали. Я бежал оттуда. Дальние родственники пожалели, привезли фальшивые документы. Петренко не моя фамилия. Я Губенко. Губенко я. Спросите в Киеве любого старого человека. Они знают, они подтвердят…
Петренко умоляюще смотрел на Зауера:
– Документы помогли мне. Я закончил военное училище, но всегда ненавидел все советское. Ненавидел!
Слезы застилали его глаза.
Зауер смягчился.
– Встань, – приказал он.
Петренко встал, отряхнул с колен пыль, провел руками по лицу, желая смахнуть слезы. На лице остались грязные полосы.
Не спуская глаз с Петренко, Зауер строго предупредил:
– Мы будем проверять на работе. Будете работать хорошо – наградим, плохо – накажем! Больно накажем.
Зауер задымил сигарой, прошелся по кабинету, помолчал, потом обратился к Гансу:
– Проследи, чтобы его хорошо накормили. Поест – посадить в отдельную камеру. Бумагу дайте, пусть подробно… как можно подробнее напишет все, что ему известно об отряде… об отряде этого майора.
Повернулся к Петренко, предупредил:
– Не вздумай обманывать! При малейшем подозрении – на виселицу!
– Господин начальник, извольте не сомневаться! Работкой моей будете предовольны! Очень даже!