Мы вращаем Землю! Остановившие Зло
Шрифт:
Пока стреляли орудия, минометы и танки, все шло как по маслу: мишени эффектно разлетались на куски и красиво горели, а летчики восторгались. Наконец, дело дошло до «катюш», и Катуков приказал командиру 79-го гвардейского минометного полка полковнику Бондаренко стрелять прямой наводкой. Услышав это, Гиленков переменился в лице:
— Что сейчас будет… — прошептал он на ухо Павлу. — Пошли-ка отсюда подальше.
— Разъясни, — потребовал Дементьев.
— Эллипс рассеивания, — тихо сказал Юрий. — «Эрэсы» при стрельбе гуляют. У «бэ-эм» огромный разброс снарядов, особенно при стрельбе на малой дистанции. При ведении огня прямой наводкой снаряды
— В общих чертах.
— Сейчас увидишь в деталях, — пообещал Гиленков. — Одного не пойму: неужели Бондаренко не знает таких простых вещей? Или он никогда не был на огневых позициях и сваливал всю свою работу на подчиненных?
Тем временем Катуков что-то рассказывал окружавшим его высоким летным чинам. Что именно, Павел не слышал по причине довольно большого расстояния, однако, судя по экспрессивной жестикуляции командарма, речь шла о потрясающей эффективности «РС», и гости, естественно, с нетерпением ожидали зримого подтверждения слов хозяина. Наконец, Катуков величественно кивнул Бондаренко, и тот махнул офицеру, сидевшему в кабине боевой машины и державшему руку на замыкателе.
Все шестнадцать реактивных мин одна за другой сорвались с направляющих, подняв за машиной тучу дыма и пыли, и тут же, в той же последовательности, начали рваться неподалеку, причем пара снарядов легла всего метрах в ста пятидесяти от толпы зрителей. В воздухе противно заныли осколки. Гиленков с Дементьевым проворно залегли, рассудив, что продолжение шумного спектакля под названием «Показательная стрельба «катюши» прямой наводкой» безопаснее смотреть из партера, пребывая в положении «лежа». Ошарашенные экскурсанты незамедлительно последовали их примеру. Катуков, лежа на земле, надсадно кричал «Бондаренко, хватит, убедил!», для вящей доходчивости щедро сдабривая свою лаконичную речь непечатными эпитетами. Толстяк полковник стоял растерянный и бледный, наверняка уже прощаясь мысленно со своими тремя звездами на погонах.
К счастью, осколки никого не задели. Гости отделались легким испугом, и кто-то из них даже пошутил: мол, «катюши», оказывается, и по своим стреляют — они, мол, признают за «настоящих своих» только солдат и офицеров армии Катукова.
Павел не узнал, какие «серьги» раздал генерал всем «сестрам», замешанным в этом конфузе, но Юра, заприметив наметанным глазом побелевшие костяшки пальцев Катукова, сжимавшего палку, глубокомысленно изрек, имея в виду Бондаренко:
— Быть ему битым…
Впрочем, летчики не обиделись. Через несколько дней они пригласили танкистов к себе, и капитан Дементьев впервые увидели вблизи истребители, штурмовики и пикирующие бомбардировщики, которые он до этого видел только в небе, маленькими силуэтами. И среди советских машин стоял английский тяжелый бомбардировщик «ланкастер».
— Союзники подарили, — объяснили хозяева аэродрома. — Этот самолет выполнял челночный рейд, был поврежден немецкими зенитками, вот англичане нам его и оставили — не тащить же такую махину домой волоком, да еще через всю Европу и через линию фронта.
А Павел смотрел на громоздкую машину и испытывал странное чувство: неприязнь. Это был бомбардировщик союзников, тоже воевавших против Гитлера, и все же было в нем что-то
Бронированные машины Катукова снова пошли вперед 13 июля 1944 года. Сжатая пружина вновь начала распрямляться, продавливая немецкую оборону. Коричневый Дракон неистовствовал — теперь уже Гитлер издал приказ о том, что солдаты вермахта защищают границы «Тысячелетнего Рейха», и потому отступление будет караться смертью. Германская группа армий «Северная Украина» опиралась на четыре укрепленные линии, из которой самой мощной была вторая — «Принц Евгений», с тремя, а кое-где даже с пятью рядами траншей, густо нафаршированных долговременными огневыми точками. Но русские клинки уверенно вспарывали чешую Зверя — Первая гвардейская танковая армия рвалась к Висле.
Восьмой механизированный корпус Дремова двинулся в наступление семнадцатого июля, а вскоре в судьбе капитана Дементьев произошел перелом, и событие это, совершенно незначительное по фронтовым масштабам, по накалу страстей могло соперничать с драмами Шекспира.
Бок о бок с артиллерийским дивизионом Власенко наступал 405-й дивизион «катюш» Гиленкова. На марше «эрэсники» попали под огонь немецкой дальнобойной артиллерии, а чуть позже Юрий потерял своего начальника штаба Георгия Сидоровича, подорвавшегося на мине. Гиленков немедленно доложил об этом Дремову и попросил назначить начальником штаба капитана Дементьева — помнил Юра свои слова, сказанные им Павлу под Калинином: «Я тебя к себе перетащу, ты так и знай!». Надо сказать, что дивизион «РС» был для Дремова основной ударной силой, «карманной артиллерией резерва», решающим козырем, который он использовал в самых сложных ситуациях. Без начальника штаба стрельба не велась, а комкор никак не мог позволить себе остаться без «катюш» гиленковского дивизиона в ходе наступления.
Генерал Дремов дал «добро», однако не удосужился сообщить об этом Липатенкову. Власенко, услышав, что у него забирают начштаба в самое горячее время, взвыл и кинулся в ноги к комбригу — спасай, отец-командир, меня тут без ножа режут! — и тот, не знавший о решении Дремова, поддержал своего комдива: коней на переправе не меняют. Приехавший за Дементьевым офицер уехал ни с чем.
Однако через два часа Липатенков влетел на «виллисе» в расположение артдивизиона и бросил Дементьеву, не вылезая из машины:
— Садись, едем к Дремову!
— Мне бы вещи собрать, товарищ полковник, и ординарца, — заикнулся было Павел, но комбриг на корню пресек его поползновения:
— Потом заберешь свое имущество, сейчас не до того. Нас ждут на командном пункте корпуса, Дремов там рвет и мечет.
По дороге полковник рассказал, как разворачивались события. Понимая, что Гиленков без начштаба как без рук, а он, Дремов, без Гиленкова останется без своего личного огневого резерва, грозный комкор тут же вызвал Липатенкова и обрушил на него громы и молнии.
— Из-за тебя он меня чуть палкой не отдубасил, — жаловался комбриг. — Сам знаешь, как он скор на расправу.
Павел знал. Еще весной, под Станиславом, когда наше наступление захлебывалось, Дремов от души отметелил Власенко за то, что дивизион замедлил движение вперед, ожидая, пока саперы проделают проходы в минных полях, и пока не пройдут танки. А сам Дементьев тогда избежал палочной экзекуции только потому, что шустро юркнул в штабной вездеход и завел мотор, демонстрируя готовность наступать и гнать немцев хоть до Берлина.