Мы здесь живем. В 3-х томах. Том 2
Шрифт:
Стали мы обсуждать, как же быть? Еще раз вышли проверить эту таинственную машину. Один из друзей оделся в мою одежду, и компания вышла на улицу. Когда они вернулись, то рассказали нам, не выходившим на улицу, что к ним сразу из машины подошли и пристально рассматривали того, кто был в моей одежде. Кроме сидящих в машине, они обнаружили еще нескольких топтунов, которые дежурили на улице. Сомнений не было. После долгих переговоров мы все же решили выйти. Поскольку мы выходили гурьбой и расходились в разные стороны, то нам, к нашему удивлению, удалось уйти от сторожей. А может, это было ими запланировано. Этого я и сейчас не могу с уверенностью сказать. Так или иначе, мы приехали на квартиру к друзьям, которых не было на вечеринке на Ленинском проспекте. Хозяева предложили мне поселиться у них и переждать некоторое время. Прописан я был в Александрове во Владимирской области, и меня выписали из больницы всего на десять дней. В справке
На этой квартире я жил свободно. В отличие от прежнего своего тайного проживания в Москве здесь я открыто выходил из дому на улицу и даже несколько раз делал вылазки в лес на лыжах. Лес был прямо рядом с домом. Только на время визитов гостей мне приходилось или скрываться в другой комнате, или присутствовать, не называя себя. К этому времени моя фамилия среди московской публики уже была довольно известной и вызывала любопытство. Об этом может хорошо сказать такой случай.
Как-то я сидел в довольно многочисленной компании на одной из вечеринок в известной многим московской квартире. Когда вечеринка была в самом разгаре, заявился запоздавший гость – молодой человек, которого в этом доме многие хорошо знали, а я с ним не был еще знаком.
Во время обмена московскими новостями и анекдотами он сказал: «А вы знаете, говорят, что в какой-то редакции лежит рукопись какого-то Марченко, которая страшнее Солженицына? Его сейчас КГБ ловит по всей Москве». Он сидел с чашкой кофе в руке через двух человек от меня. Многие слушавшие его захохотали. А кто-то из моих друзей сказал ему: «Вот, познакомься с этим самым Марченко» – и показал на меня под общий смех. Я тогда ощутил какую-то неловкость и нелепость, и так бывало не раз. Этот молодой человек, полагая, что его разыгрывают, так и не поверил.
И все же меня выследили топтуны из КГБ и на этой квартире. А может, как я уже и говорил выше, они приехали сюда вместе со мной и все это время просто следили, с кем я общаюсь и кто ко мне приходит. Я склоняюсь к тому, что они и раньше знали о моем пребывании здесь. Потому что взяли они меня именно в тот день и момент, когда я вышел из дому и направился в больницу, как и было мне предписано врачами. Я вышел из подъезда и сразу же увидел, что на асфальтовой дорожке прямо напротив подъезда стоит черная «Волга». За углом соседнего дома стояла еще одна такая же машина, в обеих машинах сидели штампованные рожи. Я сразу почувствовал, что сейчас меня будут брать. Можно было еще вернуться в подъезд и закрыться в комнате. Но меня тогда почему-то обеспокоило то, что если я войду в квартиру, то тем самым выдам КГБ тех, кто мне дал приют. Хотя логичнее было предположить, что они все равно уже это знают, раз выследили и стоят и ждут. Но я уже решил сам не раскрывать им квартиры и поэтому пошел прямо на первую машину. Сам же придумал, что, если уж коснется вопроса, у кого я здесь жил или был, – откажусь отвечать. Меня пропустили мимо машины, но когда я отошел от нее шагов десять, то из нее вышли двое или трое сидевших там мужчин в штатском и пошли следом за мной. Машина задним ходом следовала за нами. Пятилась из-за угла соседнего дома и вторая «Волга». Я убыстрял шаги, но мои преследователи не отставали. Я пересек оживленную улицу с двухсторонним движением, чтобы сесть в первый попавшийся автобус или троллейбус. Две черные «Волги» проехали на красный свет и подъехали к автобусной остановке. Они все же запоздали, и я успел вскочить в подошедший автобус. Но двое из тех, что шли за мной по пятам, тоже успели вскочить в автобус. На следующей остановке к ним присоединились еще несколько человек. Автобус был переполнен. Я старался протиснуться в самую середину. Типы в штатском протискивались ко мне через толпу и окружали меня. Через несколько остановок один из них предложил мне сойти. Я отказался. Еще несколько остановок у меня с ними шла перепалка. Когда же они стали меня силой вытаскивать из автобуса, я стал громко кричать, как тогда на вокзале. Помню, что я кричал о том, что вот, мол, опять КГБ хватает людей, как в 1937 году. Кричал и о том, что меня хватают за то, что написал книгу. С потасовкой компания в штатском вытащила меня кое-как из автобуса и насильно усадила в черную «Волгу». Как сейчас помню какого-то скромно одетого мужчину среднего возраста, который на мои крики в автобусе громко проговорил: «Действительно, как в 1937-м! Дожили!»
Меж тем меня провезли мимо метро «Профсоюзная» и повезли дальше в направлении Ленинского проспекта. Я тогда еще плохо ориентировался в Москве и потому, когда машина где-то свернула с Ленинского проспекта, перестал ориентироваться и просто следил с любопытством, куда же меня везут. Для себя я уже давно решил, что рано или поздно, а все это должно кончиться арестом. Потому всякий раз, когда меня брали вот таким образом или приглашали «пройти», я уже был готов оттуда больше и не вернуться.
Еще одно меня огорчало в сегодняшней истории. Я вышел из дому с намерением встретиться на одной из квартир с двумя своими друзьями, которые для верности должны были меня проводить в больницу. Они сидели и ждали меня, а я теперь понятия не имел, как им сообщить о себе. Конечно, если я в назначенное время не появлюсь у них, то они поедут меня разыскивать. Но мне хотелось самому как-нибудь сообщить им о себе. Я сидел на заднем сиденье, по бокам у меня сидели двое в штатском. Машина въехала в какой-то двор в центре Москвы и остановилась. Тот, что сидел на переднем сиденье рядом с шофером, вышел из машины и скоро вернулся. Меня повели куда-то не то на второй, не то на третий этаж. Там меня усадили в отдельный кабинет вместе с двумя сторожами из тех, которые везли меня в машине. Так мы просидели, не сказав никто друг другу ни слова, минут тридцать. Потом в кабинет вошел щеголевато одетый молодой человек в черном костюме и белой сорочке при галстуке. Он был предельно вежлив. Попросил меня следовать за ним, а тем двум идти сзади меня. Он провел меня еще на этаж выше. Перед одной из дверей он остановился, открыв ее, пропустил меня в дверь, а тем велел стоять за дверью. В кабинете за столом сидел, перебирая какие-то бумаги, уже знакомый мне Семенов. Мы не успели ничего сказать друг другу, как в кабинет вошел второй так же одетый молодой человек и положил перед Семеновым какие-то бумаги. Чувствовалось, что Семенов не просто себе чиновник, а с весом. Это я определил по тому, как перед ним расшаркивались эти прилизанные молодые люди. Они просто ему прислуживали, как прислуживали когда-то крепостные лакеи своему барину за столом. Нас теперь было в кабинете четверо. Первым заговорил Семенов:
– Я работник госбезопасности Семенов. Никаких вопросов не задавайте, говорить буду я. О вас, Марченко, мы все знаем: и о вашей книге «Мои показания», и о том, что вы передали ее за границу и распространяете по стране. Никто не собирается вас за это преследовать. Поймите это не как нашу слабость, а как нашу гуманность. Езжайте в Александров и живите, работайте, как все советские люди. Вы никому не нужны!..
Что за сон? Госбезопасность проявляет гуманизм? Такого не бывало и не может быть, я не верю этому. Какая-то своя у них цель, непонятно какая (я и сейчас ломаю над этим голову). Вот и в голосе Семенова слышны стальные нотки:
– Если вы не уедете из Москвы, вас будут судить не за книгу, а за нарушение паспортных правил. Живите как все. Прекратите поливать грязью родину и советский строй. Если вы не перестанете клеветать, вас предупреждают, вы будете высланы из страны.
– ?!?!? В Мордовию, что ли?
– В любую страну за границу. Вы же когда-то сами хотели бежать, – язвит Семенов. Видимо, уже сверх программы, от себя добавляет: – Герой! Да вы просто трус, прячетесь от наших сотрудников, убегаете в окно. Сами все кричат: как при Сталине, как при Сталине. Что от вас осталось бы – при Сталине? Кто с вами стал бы разговаривать?!
– Да, – согласился я, – вы правы, тогда к стенке и не за такое ставили. А что касается моих криков, то пусть ваши молодчики не бегают за мной по пятам и не хватают на улице.
– Живите как все советские люди, и никто вас не будет хватать.
– Как все! – иронизировал я. – А чего они хватают в поезде и не дают сойти там, где мне нужно, а везут в Москву и там сдают в милицию? Я в Рязани хотел сойти, а меня силой привезли в Москву.
– У вас в Рязани никого из родных нет, – прервал он меня. – Я вас еще раз предупреждаю, что если вы будете нарушать паспортные правила, то вас будут судить как уголовника.
– Я могу уже выйти?
Семенов немного задержался с ответом. Потом сказал:
– Можете. Вас проводит вниз наш сотрудник, там у вас отберут подписку о выезде из Москвы.
Один из прилизанных молодых людей проводил меня вниз и сдал дежурному офицеру милиции. Все время разговора с Семеновым никто из них не проронил ни слова, они почтительно стояли сбоку от его стола.
Дежурный стал заполнять на меня очередные анкеты и потребовал документы. У меня с собой ничего не было, кроме направления в больницу и справки из той же больницы, где говорилось, что я должен явиться туда для госпитализации. С меня стали требовать документы.
– А откуда мне знать, что вы именно тот, за кого выдаете себя? – спрашивал дежурный.
– А вам подтвердят те, кто вам меня сдал.
– Я не обязан наводить таких справок. У них с вами свои дела, а у меня свои. Где ваши документы?
Мне не хотелось вести их на квартиру, где были мои документы. Я опасался, что, приехав туда, они устроят обыск. Поэтому я соврал им какой-то адрес, и два милиционера посадили меня в крытую машину и повезли. Дорогой я как бы внезапно вспомнил что-то и сказал им: