Мы живём на границе
Шрифт:
– Мы так или иначе готовимся к военной службе, – пояснил Глеб. – Нас уже сейчас готовят как солдат. Но, во-первых, это не значит, что дома на кухне я варю пластит. А во-вторых, недавно у нас с визитам были американцы – их подготовка не хуже, и никто не удивляется этому…
– По-моему, все хранится в образцовом порядке, – нетерпеливо заявил "морж". – Куда лучше, чем оружие в райотделах милиции… и дежурные намного трезвей. Что тут еще смотреть… КОЛЛЕГИ? – он нехорошо выделил это слово.
– Да-да, – поддержала вторая женщина, – давайте лучше посмотрим, как тут налажены
– Прошу,- Глеб подождал, пока они выйдут, аккуратно закрыл двери и повел всех по коридору, поясняя на ходу. – Мы поддерживаем связи с почти полусотней организаций, подобных нашей, по всей России…
– А с подростками Чечни? – поинтересовалась "первая леди". Глеб остановился, с искренним недоумением глядя в глаза этой женщине. Неизвестно, куда дальше покатились бы события после вопроса, о том, как дружат кубанские казачата с теми, чьи старшие братья выжили из Надтеречной Чечни четверть миллиона русских – к счастью, в коридоре появился окровавленный и оборванный Сергей, шедший, сунув руки в карманы. – Господи, что с мальчиком?! – переключилась женщина. – Это ритуал?! Признавайся, это ритуал приема??
– Как репетиция окончилась? – невозмутимо спросил Глеб…
Нежданная комиссия кружила голову Глебу аж до полуночи. 75% ее членов задавали глупейшие и неожиданные вопросы (вроде вопроса о подростках Чечни), 25% демонстрировали недовольство коллегами и то и дело предлагали "закончить эту ерунду и пойти выспаться!" Глеб продемонстрировал им все, что она пожелали, а перед уходом комиссии тихонько спросил "моржа":
– Вы простите… но что все-таки случилось?
– Да то, – отозвался он, – что вас обвиняют в привитии детям и подросткам нетерпимости, тоталитаризма и комплексов военщины. Я понятно говорю?
– Вполне, – ошарашенно моргнул Глеб. – Подождите, но как же?.. Говорят же о том, что надо поднимать патриотизм…
– Мальчик, – "морж" печально поглядел на Глеба и улыбнулся из-под усов, – ты честный и наивный. Патриотизм бывает разный. Бывает патриотизм НАШИх с бутылкой пива и веселыми тусовками на тему "как управлять Российской Федерацией?" А бывает ваш – с шашками, автоматами и знанием, как надо служить России.
И он ушел к машине, ожидавшей за оградой.
Глеб обратил внимание, что Сергей – переодевшийся, конечно – сидит в темноте сбоку от двери, на березовом чурбаке. Тогда он молча подошел и, сев рядом просто на землю, закурил.
– Бросал бы ты это, – заметил Сергей, откидываясь затылком к стене.
– Да ладно, еще и не начинал толком… В спектакле решил играть?
– Решил… Я, по-моему, играл уже когда-то… – Сергей поморщился и постучал себя по голове. Глеб искоса посмотрел на него, затянулся, сказал:
– Да ты вообще много что делал… По-английски выучился говорить, пятиборьем занимался, боксом, с оружием умеешь управляться, вон, в спектакле играл – и за скотиной ходишь, и по дому, и готовить умеешь хорошо… На все руки.
– От скуки, – добавил Сергей и потянулся. Глеб поинтересовался:
– Домой пойдешь?
– Да нет, посижу тут. Ночь хорошая.
С этим трудно было спорить. Теплая, тихая, звездная ночь окончательно вступила в свои права над Святоиконниковской. Звезды казались крупными и яркими, как драгоценные камни, вшитые в черный плащ.
– Вон Кассиопея, – сказал Глеб.
– Похожа на "дабл ю" английскую, я знаю, – кивнул Сергей. – А во-он там Вега, она же Альфа Лиры. Самая яркая звезда нашего полушария.
– Где?
– Вон… Глебыч, тебе Любка нравится?
– Угу, – перестав разглядывать звёзды, Глеб запустил окурок в канаву. Глядя ему вслед, спросил: – А тебе?
– Нет… В смысле, мне она нравится, но просто – нравится, а не так, что нравится. Понял?
– Приблизительно… Но, по-моему, ты ей нравишься.
– Вот и по-моему тоже… Я это к тому, чтоб у нас конфликт не возник. Чтоб ты имел в виду – я ее не поощряю. Честное слово.
Глеб промолчал. Внутри, за не по правилам открытой дверью, звякнула гитара, кто-то из казачат прорезался:
– Свет озарил мою больную душу… Нет! Твой покой я страстью не нарушу…– Господи, – поморщился Сергей. – Сколько уж ее пели…– А ты помнишь? – быстро спросил Глеб. Сергей кивнул:– Помню… Сон… светлый счастья сон мой, Эсмеральда…Стон… грешной страсти стон мой, Эсмеральда…Он сорвался с губ и покатился камнем вниз -разбилось сердце белокурой Флер де Лиз…Примерно так.
– Здорово, – Глеб во все глаза глядел на друга. – Ты поешь, как этот… который пел за капитана…
– Макарский, – выдал Сергей и потер лоб. – Вот, и это помню… у меня был диск, точно, на русском и французском…
– Э, – окликнули изнутри, – спой еще.
– Подыграй,- попросил Сергей и, когда раздались аккорды, начал сначала:
– Свет
озарил мою больную душу…
…Глеб покачался на турнике и сел верхом рядом с Сергеем. Сказал:
– А наши сейчас на поле, наверное, тоже не спят. Готовят планер… Обещали с утра над школой пролететь.
– Что мне делать, если мои не найдутся? – Сергей крутнулся на перекладине, встал на нее, раскинув руки.
– Найдутся, – уверенно возразил Глеб. – Ну а если что… будешь у нас жить. Мои все оформят…
– Лишний рот? – усмехнулся Сергей, ловко садясь снова. Глеб пожал плечами:
– Дурак… Я бы, если бы у меня власть была, вот что сделал: всех, кто богатый, обязал бы содержать определенное количество сирот. Не усыновлять, это без желания нельзя, а именно содержать, каждый месяц покупать одежду, продукты, игрушки, за школьные разные вещи платить. И запретил бы усыновлять за рубеж. Не потому, что там издеваются или что – у нас еще хуже бывает. Просто у нас мало детей, мы каждым дорожить должны. Это китайцы да бразильцы могут себе позволить детьми торговать, а у нас такого быть не должно.