Мы
Шрифт:
Ему приснилась девка у столба,
В веснушках нос, густые бабьи косы.
Вагон дрожал, как старая изба,
61
Поставленная кем-то на колса.
Ко времени работы над поэмой «Семья» относятся и
нижеприведнные фрагменты, которые печатались недавно как отдельные
стихи.
Дед
Он делал стулья и столы
И, умирать уже готовясь.
Купил свечу, постлал полы
И новый сруб
Свечу поставив на киот,
Он лг поблизости с корытом
И отошл. А чрный рот
Так и остался незакрытым.
И два огромных кулака
Легли на грудь. И тесно было
В избнке низенькой, пока
Его прямое тело стыло.
Что я видел в детстве
Косых полатей смрад и вонь.
Икона в грязной серой раме.
И средь игрушек детский конь
С распоротыми боками.
Гвоздей ворованных полсвязки.
Перила скользкие. В углу
Оглохший дед. За полночь – сказки.
И кот, уснувший на полу.
Крыльцо, запачканное охрой.
И морды чалых лошадей.
Зашитый бредень. Берег мокрый.
С травой сцепившийся репей.
На частоколе чрный ворон
И грядка в сорной лебеде.
Река за хатою у бора,
62
Лопух, распластанный в воде.
Купанье – и попытка спеться.
Девчонка, от которой ждшь
Улыбки, сказанной от сердца.
…Вс это шло, теснилось в память,
Врывалось в жизнь мою, пока
Я не поймал в оконной раме
В тентах крепких паука.
О, мне давно дошло до слуха:
В углу, прокисшем и глухом,
В единоборстве билась муха
С большим мохнатым пауком.
И понял я, что век от века,
Не вняв глухому зову мук,
Сосал, впиваясь в человека,
Огромный холеный паук.
И я тогда, давясь от злобы,
Забыв, что ветер гнал весну,
Клялся, упршись в стенку гроба,
В котором отчим мой уснул.
Клялся полатями косыми,
Страданьем лет его глухих.
Отмщеньем, предками босыми,
Судьбой обиженного сына,
Уродством родичей своих, –
Что за судьбу, за ветошь бедствий
Спрошу я много у врага!
Так шло, врывалось в память детство,
Оборванное донага.
От большой поэмы «Ваятель» остался один отрывок, подлинность
которого не подлежит сомнению, он печатается как стихотворение под
названием «Творчество». Другой отрывок – не очень точный – приводится
Ириной Пташниковой.
63
По-видимому, к первоначальным вариантам поэмы относится и
приводимый
годом.
Никто не спросит, не скостит,
Не упрекнт обидным словом,
Что стол мой пятнами изрыт,
Как щки мальчика рябого.
Я спал на нм. Кому-то верил.
И писем ждал. Знать, потому,
Захлопнув поплотнее двери,
Я стал завидовать ему.
Живу с опаской. Снов не знаю.
Считаю даты. Жду весны.
А в окна, будто явь сквозная,
Летят, не задевая, сны.
Проходят дни, и вс короче,
Вс явственней и глуше мне
Пот мой стол, и чертят ночи
Рисунок странный на стекле.
И в тонких линиях ваянья.
Что ночь выводит по стеклу,
Так много слз и обаянья,
Пристрастья вечного к теплу, –
Что я теряюсь и немею.
Я нем почти. Почти в снегу.
Сказать хочу – и не умею,
Хочу запеть – и не могу.
Ко времени работы над поэмами относятся и следующие
стихотворные наброски, сохранившиеся в черновых записях поэта.
* * *
Как жил, кого любил, кому руки не подал,
64
С кем дружбу вл и должен был кому –
Узнают вс,
Раскроют все комоды,
Разложат дни твои по одному.
* * *
Мне только б жить и видеть росчерк грубый
Твоих бровей. И пережить тот суд,
Когда глаза солгут твои, а губы
Чужое имя вслух произнесут.
Уйди. Но так, чтоб я тебя не слышал,
Не видел… чтобы, близким не грубя,
Я дальше жил и подымался выше,
Как будто вовсе не было тебя.
1939
* * *
Я знал тебя, должно быть, не за тем,
Чтоб год спустя, всему кладя начало,
Всем забытьм, всей тяжестью поэм,
Как слз полон, ты к горлу подступала,
Чтоб, как вина, ты после долго жгла
И что ни ночь – тобою б только мнилось,
Чтоб лишь к концу, не выдержав, могла
Оставить блажь и сдаться мне на милость.
Чтоб я не помнил этой тишины,
Забыл про сны, про небо и про жалость,
Чтоб ни угла, ни окон, ни жены
Мне на твоей земле не оставалось.
Но вс не так. Ты даже знать не можешь.
Где началась, где кончилась гроза.
Не так солжшь, не так ладонь положишь,
Совсем по-детски поглядишь в глаза.