Шрифт:
I. ИЮНЬ
На двери подвала под табличкой «Секция самообороны при помощи подручных средств» была нарисована оконная рама. Несомненно, инструктор дядя Коля, приглашенный институтом в качестве эксперта по самообороне, был способен защитить свою жизнь и рамой, однако нас этому не учил, резонно полагая, что оконные рамы в свободном состоянии суть явление неординарное и не у каждого человека под свитером найдутся мышцы, достаточные для выворачивания добросовестно вставленной рамы за приемлемое время. Учитывая институтскую специфику, наиболее ходовым
Я вошел и поздоровался. Дядя Коля был один, и все в подвале было как положено: четыре стены, одна из них дощатая и с засиженной жужелицами дверью, пара очень крепких столов из металла и пластика, шкаф габаритами с дядю Колю, стулья разных конструкций и степени сохранности, крохотное, занесенное снегом окошко под самым потолком, настенный портрет сангвинического Генриха Герца в сильно пострадавшей раме и сверху четыре лампы, забранные металлической сеткой. Помятая ржавая урна в углу у двери тоже была на месте, а в другом углу стояла, вытянувшись во фрунт, швабра без тряпки и сияло новенькое оцинкованное ведро. Раньше их здесь не было.
Дядя Коля повернулся ко мне всем корпусом — по-моему, иначе он не умел, — буркнул мне в ответ что-то отдаленно напоминающее приветствие и, поймав мой обращенный на швабру взгляд, ухмыльнулся. У меня сразу упало настроение. Не нравятся мне эти ухмылки. Если бы я неизвестно почему не ходил у дяди Коли в любимчиках, был бы соблазн подумать, что он собирается облегчить мне задачу. Но черта с два. Я знаю дядю Колю не хуже, чем он сам знает Сергея Самойло. Дядя Коля болезненно переживает, если с его любимчиками что-нибудь случается, и, соответственно, принуждает их работать в полную силу, хотят они того или нет.
— Ага, — гавкнул он наконец, — пришел?
— Зачет, — объяснил я. — Вот что, дядя Коля, давай сегодня поскорее, ладно? Ей-ей, некогда.
— Некогда? — переспросил дядя Коля. — Вот даже как? Ладно, отожмись-ка для начала.
Переодеваться здесь не полагалось. Обучаемый должен уметь защитить себя в любой момент, то есть прежде всего находясь в заведомо повседневной одежде и при этом максимально используя ее достоинства. Я лег в чем был — темные брюки, темный пиджак поверх свитера — и начал отжиматься, надеясь, что сегодня как-нибудь обойдется. Не обошлось: дядя Коля носком ботинка подтолкнул ко мне стул с обломанной о чью-то шею спинкой.
— Ноги на стул, живо.
С дядей Колей лучше не спорить. Я отжался сколько мог — тридцать один раз. По-моему, это было совсем неплохо. Потом, понукаемый ядовитыми замечаниями, я отжался больше, чем мог: еще восемь раз. Потом рухнул.
— Дохлятина, — с презрением сказал дядя Коля. — Учи тебя не учи, а как был слабаком, так слабаком и остался. В чем дело: до сих пор девочки на уме?
Я хотел было сказать ему, что у меня сейчас на уме, но раздумал. Руки здорово дрожали, и дыхание никак не восстанавливалось.
— Ладно, — буркнул дядя Коля. — Встань с четырех на две. Посмотрим, как ты сдашь зачет.
Он свистнул подручного. Вот в чем, оказывается, было дело: обыкновенно дядя Коля гонял меня по комнате в одиночку. Теперь их было двое, и швабра с ведром в углу была ой как кстати. Впрочем, подручный тут же преградил мне туда дорогу.
— Одна минута. — Шлепком ладони дядя Коля оживил таймер. — Поехали.
Я хотел попросить его дать мне сначала отдышаться, но он, сделавшись вдруг гибким и ловким, уже двинулся ко мне, на ходу входя в свою роль: походочка резкая, развинченная, но одновременно и пружинящая, губы под моржовыми усами жуют плевок, взгляд поганый. Очень натурально это у него получалось; если бы не габариты фигуры — истинно садист из уличной стаи. Зверь.
Продержаться целую минуту против дяди Коли само по себе отнюдь не просто, против двоих же у меня не было бы никаких шансов, если бы они дрались по-настоящему. Макет «тарантула» из руки подручного я выбил сразу же и позаботился, чтобы оружие отлетело под стол, но легче мне от этого не стало. Дядя Коля сегодня работал исключительно «на силу», на свою бычью силу, не хватаясь за посторонние предметы, зато применил все костоломные приемы, которые я знал, и даже один такой, о котором я не знал ничего, но, к счастью, сообразил вовремя. Один раз я достал его стулом, и он удовлетворенно крякнул. Меня он достал дважды и оба раза болезненно — в первый раз я сумел, хоть и с опозданием, блокировать удар, во второй раз успел ушмыгнуть. Подручный был мне незнаком и отнимал много внимания.
Пока идет бой, время никуда не торопится. Минута ударов, блоков, хаканья и треска насилуемой мебели больше похожа на прожитый день, по самое некуда заполненный тяжелой, глупой и никому не нужной работой. Когда заверещал таймер и все кончилось, с меня текло в три ручья. Подручный сразу исчез, унося с собой сломанный стул и расплющенное ведро. Кажется, он торопился. Дядя Коля поворчал в усы, сходил куда-то и включил аварийное освещение.
— Сойдет, — буркнул он, возвращаясь. — Будет тебе зачет. Только в следующий раз ты так нож рукавом не лови — распорешь вену. Усек?
— Усек, — сказал я, вынимая из рукава нож и вертя его в руках. Лезвию было далеко до стерильности, и на нем запеклась кровь. Не моя. Я брезгливо взял нож за лезвие и запустил в дощатую стену — под потолок, чтобы не сразу достать. Потом вытянул из кармана платок и вытер руки.
— Чего это с тобой сегодня? — поинтересовался дядя Коля, влезая на стол и вешая на место портрет Герца. — Неприятности?
Я не ответил.
— А ты нахал, — задумчиво сказал дядя Коля. — Как тебе пришло в голову проводку-то оборвать? Секунды три на халяву поймал. Мой недосмотр.
Когда дядя Коля говорит задумчиво, это опасно. Можно невзначай схлопотать по спине какой-нибудь оконной рамой.
— Как ты мыслишь, дядя Коля, — спросил я, указывая кивком на засевший в стене нож, — скоро у нас в институте появится секция самообороны от ВИЧ-девять?
Он только ухмыльнулся. По-моему, он не боялся ВИЧ-девять. Он вообще ничего не боялся.
— Ну, я пошел? — сказал я полуутвердительно.
— Погоди. — Дядя Коля пошарил под столом, нашел и убрал в карман макет пистолета. Разгибаясь, он попытался заглянуть мне в глаза. Ничего у него не вышло. — Серьезно: что с тобой сегодня?