Мягкая посадка
Шрифт:
— Я. Ты. Он. Они. Любой из нас.
— И Вацек Юшкевич?
— А что — Вацек? — спросил я, настораживаясь.
— Только то, что у него родная сестра в адаптантах. Она теперь в резервате, он ей зачем-то письма пишет. Ты знал?
Нельзя сказать, что мне вдруг стало смешно. Мне стало тошно.
— Не знал. И ничего удивительного. Такое скрывают. Я бы на его месте об этом не болтал, да и ты тоже.
— Вот как? — сказал Сашка. — А тебе не кажется, что у него есть особая причина это скрывать?
— Само собой, — с готовностью согласился я. — Естественно, особая. Та же самая причина, по которой скрывают от посторонних, например, грыжу в паху. Или гонорею.
— Не хотите меня понять, Сергей Евгеньевич, — задумчиво проговорил Сашка, спонтанно перейдя на «вы» — меня это насторожило, — совсем не хотите… Неважная, прямо скажем, работа, отдачи не видно. Вы все-таки присмотритесь к нему повнимательнее, мой вам совет. Не век же ему ржаветь в лаборатории, думаю, рано или поздно ему доверят и семинары в первом потоке, а мы позаботимся, чтобы доверили, вот вы и присмотритесь. Домой его пригласите, сами понимаете, дружеская встреча коллег за рюмкой…
— Это совет или задание? — перебил я.
Сашка осклабился:
— А что, есть разница?
Я начал считать до десяти. Очень может быть, что личина нахального сопляка, давно засевшего у всех в печенках, и удачна, не мне судить, только меня она раздражает. Если они там все таковы, тогда я ошибся адресом. Боюсь, что когда-нибудь этот тип доведет меня до применения подручных средств, будь он хоть трижды офицером нацбеза. Боюсь, что он сам этого хочет.
— Ясно, шеф, — сказал я. — Будет сделано, шеф. Непременно.
Сашка равнодушным щелчком сшиб со стола толстую жужелицу. Отлетев рикошетом от стены, насекомое упало на спину и засучило лапками.
— Нечисть, — брезгливо сказал Сашка. — Везде нечисть, что в людях, что вокруг. А ты еще смеешь паясничать. Что за народ пошел: плюнешь в рот — драться лезут… Ты мне скажи: когда ты в последний раз видел обыкновенного таракана?
— Ладно, молчу, — сдался я. — Один вопрос. Есть ли хоть какие-нибудь признаки того, что у нас в преподавательском составе действительно находится адаптант?
— Допускаю, что не в преподавательском, — сказал Сашка. — Возможно, в административном. Хуже всего, если в сорткомиссии.
Я машинально потер подбородок. Все-таки воображение у Сашки есть, зря я ему хамил. Даже страшно подумать, чем это может кончиться — адаптант в сорткомиссии. То-то последнее время у нее столько брака, а то ли будет… Одного адаптанта в сорткомиссии хватит, чтобы развалить институт до основания — а вот зачем, спрашивается? Мешает он ему? Глобальная Энергетическая ему поперек дороги? Концы с концами не сходятся. Да нет, все это какая-то зловредная чепуха, не может адаптант прикидываться человеком, а если может, то он и есть человек…
— А признаки? — спросил я.
— Будут признаки, — сказал Сашка. — Вчера убили Ржавченко, и это ты, конечно, уже знаешь. На прошлой неделе факультет потерял еще двоих: Цыбина и Андреева. Мало?
Я промолчал. Учитывая динамику роста числа убийств в черте города, аргумент звучал слабо.
— Тело Цыбина найти пока не удалось, — продолжал Сашка. — Зато с Ржавченко получается любопытная картина. Он был убит выстрелом с большого расстояния, при вскрытии обнаружены микрочастицы ртути и достаточно большой для экспертизы осколок пулевой оболочки. Стреляли из карабина метров с трехсот, а потом кому-то очень понадобилось, чтобы все выглядело так, будто Ржавченко не сумел отбиться от уличной стаи. Аналогичная картина с Андреевым, разница только в том, что его начали кромсать еще живого. Как видишь, противник знает о нашей деятельности и принимает достаточно жесткие контрмеры.
Это уже звучало убедительнее.
— Может, это и не моего ума дело, — сказал я. — Эти трое, они… они тоже?
Сашка пристально посмотрел на меня.
— Андреев — нет, — сказал он, помедлив.
Следовало понимать так, что Цыбин и Ржавченко — да. Очень мило. Кстати, Цыбин входил в сорткомиссию, это надо взять на заметку. Куда он, бедняга, только не входил: шустр был и карьерист неудержимый, получивший за неустрашимую прямолинейность прозвище Торпедный Катер — это среди тех, кто успел отскочить, а те, кому досталось локтем, называли его не иначе как Сучьей Выхухолью, и эта зоологическая небывальщина, надо сказать, прекрасно соответствовала… Наверняка он и к Сашке первым подплыл, не дожидаясь приглашения. А сколько еще народу играет в эти игры? Вряд ли мне стоило пыжиться, полагая себя пупком Земли, таких пупков здесь убивают ртутными пулями…
— Судя по всему, Андреев шел к нам, — сказал Сашка. — Мне бы очень хотелось знать, что он имел в виду нам сообщить.
Мне бы тоже.
— Мало ли в кого стреляют, — сказал я. — В меня, например.
— Когда? — напрягся Сашка.
— Последний раз неделю назад.
Он тут же потребовал выкладывать все, и мне пришлось выложить. Короче, шел я тогда к Дарье и было уже довольно поздно, довольно сумрачно и абсолютно пустынно. Звука выстрела я не слышал, а когда рядом со мною шарахнуло по забору так, что брызнула бетонная крошка, сориентировался и не стал гадать, что бы это могло быть, а разумно кинулся прочь — бессистемными перебежками, как учили. Выяснить, откуда был сделан выстрел, мне не удалось — скажем прямо, оценив ситуацию, я вовсе не горел желанием подставлять себя лишний раз. Стрелять могли откуда угодно.
— Ртутная пуля? — спросил Сашка.
— Нет. Вероятно, «пила».
— Был только один выстрел?
— Кажется, да. Да. Один.
— Почему не доложил сразу?
— Не знал, что это тебя заинтересует. Да и не в первый раз.
Сашка пододвинул к себе недописанную кляузу и стал черкать на ней закорючки. Таким серьезным я видел его прежде только однажды: когда ему удалось убедить меня сотрудничать.
— Как по-твоему, это случайность?
— Да, — сказал я.
— Может быть, и так, — задумчиво сказал Сашка. Помолчал, поиграл брелоком. — Может, и так… Мы, конечно, проверим. В дальнейшем о подобных происшествиях изволь докладывать немедленно. Разрешаю использовать запасной канал связи. Ясно?
— Вполне.
— Повтори.
— Станут убивать — начну плакаться. Пожалуюсь дяде по запасному каналу. Это все?
— А ты не хохми, — сказал Сашка. — Когда получишь пулю в брюхо, вот тогда и нахохмишься вдоволь. А пока утихни и не маячь. Шанс у тебя есть. Твои обязательства перед службой безопасности нигде не зафиксированы. О тебе знаю только я и мое непосредственное руководство, следовательно, утечка информации полностью исключается. Делай свое дело, но в лаборатории без крайней необходимости не появляйся. Это приказ. Лучше всего придумай себе болезнь и посиди дома дня два-три. Если понадобишься, тебя найдут. Мы еще не знаем всех возможностей этого оборотня.