Мягкая посадка
Шрифт:
Он только пожал плечами — опять поочередно. Очевидно, хотел сказать, что этого добра и там хватает.
— Как вы думаете, они все-таки люди?
— Что вы имеете в виду? — спросил он. — Генетически или социально?
— Генетически. Социально — тут все ясно.
— Вряд ли, — подумав, сказал Бойль. — Э-э… вряд ли ясно. С обыденной точки зрения они, разумеется, не люди, а… изродки. Я правильно сказал? Выродки? Да-да, именно выродки, благодарю вас, я осказался… Оговорился? Да-да. Однако по их социальному поведению их, вероятно, все еще следует относить к людям, нравится это нам или нет. Пусть к самым отвратительным людям, какие когда-либо оскверняли земную поверхность, но все-таки, извините, к людям…
— Ничего себе, —
Бойль обеспокоенно повертел головой по сторонам:
— А где отель? Или как это… гостиница?
— Зачем вам гостиница? — возразил я. — Платить еще, а за что? Сколько угодно покинутых квартир, встречаются и с мебелью. Выбирайте любую.
Он с подозрением посмотрел на меня:
— А это вполне корректно?
— Вполне, — уверил я. — Наймите кого-нибудь выломать замок, если заперто, и вселяйтесь. Если хотите, можете зарегистрироваться в местном департаменте, хотя теперь это, наверно, не обязательно… Только не забудьте укрепить дверь и не расставайтесь с оружием. У вас есть какое-нибудь оружие?
Хоть удавись, не был он похож на сына Альбиона. Скорее, напоминал Георгия Юрьевича, Дашкиного соседа по лестничной площадке, этот могиканин недавно оборвался в шахту вместе с лифтом, не получив при этом никаких повреждений, кроме почему-то инсульта, и твердо намерен выздороветь. Он из бодрых старичков, из настырного племени беспробудных энтузиастов и изобретателей промышленного использования ушной серы. Совсем старый хрен: он не то что первую перестройку — он Брежнева помнит! Крепкое выдалось поколение, дуракоустойчивое. Как-то раз за коньячком — лакали вчетвером скромно, но неумеренно: я, Дарья, он и его внучатый племянник, стопроцентный лощеный менеджер, белый воротничок — он рассказал нам анекдот без бороды (какая там борода — выпала давно, и зубы выпали). Кто есть Брежнев? Мелкий-де политический деятель эпохи Аллы Пугачевой. Вот. И, рассказав, задребезжал соседушка хлипким старческим смешком, заперхал — коньяк не пролил, и то слава богу.
Он думал, что нам будет смешно. Мне было не смешно. Он думал, что кто-нибудь из нас спросит про Брежнева, и уже облизывался, предвкушая, как выдаст нам всю подноготную про него, про первую перестройку, про вторую диктатуру, да и про третью тоже. Я не спросил. Белый воротничок — тот вообще встал и ушел, пошатываясь, в уборную по своим воротничковым делам.
А Дарья вдруг спросила, кто такая Пугачева.
— Нет у меня оружия, — с достоинством сказал Бойль. — И не надо.
Ну-ну.
На приборной панели сигнал Единой Дорожной опять мигал вовсю, но я продолжал вести машину сам, следуя житейской банальности: из всех глупостей, какие в данный момент можно совершить, выбирай наименьшую. Правда, в центре можно было не трепыхаться насчет адаптантов. Тут их не держат. Если бы и держали, то здесь, между красной стеной и санным памятником на площади боярина Кучки, делать им все равно нечего, здесь все просматривается насквозь, как в институтском коридоре. По-моему, что эта стена в крупный зубчик, что гранитные сани с боярином одинаково действуют на адаптантов как хороший репеллент. Не пойму, в чем тут дело, какой-то угловатый стык зоологии с урбанистикой, не моя это область. Существует распространенное мнение, ни на чем, кроме здравой логики не основанное и потому вряд ли верное: весь центр города — не что иное, как штаб-квартира некоей невероятной сверхстаи, ее дом, а дома, как известно, не гадят… Здесь здравая логика дает сбой: адаптанты гадят где угодно. Не знаю, не знаю. Главное, что в центре почти безопасно, зато дальше, перед въездом на эстакаду и особенно потом, в Южном туннеле… Скверное место этот туннель, но в объезд еще хуже.
— Так вы, стало быть, антрополог? — спросил я Бойля — во мне пробудился интерес.
Он закивал и опять завел свою механическую шкатулку. Да, ему, даже не являющемуся по прискорбному недоразумению членом Королевского общества, без всякой ложной скромности удалось кое-что сделать в этой научной дисциплине, и хотя его работы по физиологии адаптантов, строго говоря, нельзя назвать основополагающими, поскольку бесспорными лидерами в этой области знания являются Дюфэз и Вержицкий, а также следует отметить блестящую статью Земанека, Гейнике и Гешке в недавнем специальном выпуске «Природы», но тем не менее феномен адаптантов открывает столь значительные перспективы для исследования, что можно рассчитывать на получение близких и значимых результатов, которые помогут прояснить ряд до сих пор непонятных моментов, что в свою очередь… и т. д. и т. п. Пока все это была ушная сера. Я терпеливо дослушал до конца.
— Мне бы хотелось как-нибудь с вами встретиться, — сказал я, — поговорить. Это возможно?
— Э-э… нет, извините, — сказал он. — Вряд ли. Я ожидаю, что в ближайшие дни буду занят.
Правильно. Я одобрительно взглянул на Бойля. Молодец. Пресекать праздное любопытство посторонних — дело святое.
— Можете пожить у меня, — поколебавшись, предложил я. — Квартира свободна, я теперь там редко бываю. Это тут недалеко, — я поискал в кармане карточку. — Вот адрес. Этот вариант вас устроит?
— Да, — он заметно обрадовался и оттаял. — Безусловно устроит, я вам очень признателен. Но как же вы?
— Я же сказал: я там не живу. Может быть, навещу вас как-нибудь, и только. Договорились?
Как же, так я и выпустил антрополога. Я сделал небольшой крюк, завез Бойля к себе, перекодировал дверной идентификатор под его палец и дал краткую инструкцию: никому ни под каким видом не отпирать, а буде объекты его научного интереса начнут крушить дверь — вызывать полицию и баррикадироваться; если же не поможет — пощады, упаси боже, не просить, а брать в руки подручное средство, вот этот специальный железный прут, и лупить сволочей прямо в морду, это может произвести впечатление. Клин клином, только так.
Он вежливо поблагодарил, изображая, что понял. Черта с два он понял. Такие, как он, ни за что не станут бить железным прутом по лицу даже адаптанта, я их знаю. Им почему-то кажется, что они не должны-де уподобляться и ронять свое человеческое достоинство, они ждут, когда их достоинство уронят другие. Нет, я уважаю эту странную вымирающую породу, но вымирать такими темпами да еще в самом буквальном смысле — это уже, извините, слишком. Это не по мне.
И все-таки он был подозрителен, этот Бойль. Я вел машину, пробираясь сквозь заворот центральных уличных кишок, и ругал себя последним идиотом. Дурак я был, прямо-таки непроходимый дурак, вечнозеленый лопух самой классической разновидности. Это надо же придумать: взрослый человек, с виду вполне вменяемый, ни с того ни с сего поселил к себе какого-то сомнительного реэмигранта, подобранного на улице, а кто его знает, что он за тип, документов у него я не спрашивал. Расскажешь кому — ни за что не поверят. И лучше, конечно, никому об этом не рассказывать.
Эстакаду я проскочил довольно лихо, зато после нее все и началось. Улица-колодец, сжатая мертвыми домами, была совершенно пустынна, и мне это сразу не понравилось. Не люблю таких улиц, да и кто их любит, а тут еще впереди на дороге показался невесть откуда взявшийся снежок, и это мне понравилось еще меньше. На всякий случай я снизил скорость: если здешняя стая ведет охоту по своей обычной схеме, у меня есть немалые шансы уйти живым.
Вот они! Там же, где и в прошлый раз. Раздирающий треск моторов — такое впечатление, что разом со всех сторон и некуда деться. Ну, это обман зрения. Теперь главное не суетиться и понять, что тут к чему, непременно понять, слишком многое от этого зависит, слишком многие накрылись из-за того, что здесь все решает отнюдь не скорость реакции…