Мясорубка Фортуны
Шрифт:
— Да, я очень рада, сынок, — прохрипела старушка и тяжело улыбнулась.
Варвянская шепнула Свербилкину, что быстрый ответ спас ветеранке жизнь.
Смазун усадил заслуженную учительницу в крайнее кресло партера между собой и городничим.
Свет потускнел. Филимон Бердыев изящно взмахнул дирижерской палочкой. Откинувшись на короткую спинку жесткого скрипучего кресла, я прикрыл глаза, распахнул врата воображения перед нарисованной композитором музыкальной картиной и… словно бы оказался на войне.
Гремела артиллерия:
— Бедный вампир, — шепнул Иван Смолин приглашенной им на концерт сослуживице Таисии. — За что она с ним так жестко…
«Дожили, Тихон Игнатьевич. Уже вам охотники сочувствуют», — отвлекшись на мысленную реплику, я поскользнулся на белом кафеле и улетел с лестницы в мягкий лес курток, шуб и пальто.
Баба геометрических пропорций (с квадратным кирпично-красным лицом и прямоугольным туловищем) накричала на меня — мол, я погубил всю ее торговлю. Лиза собралась огреть продавщицу напольной вешалкой за попытку меня пнуть. Я сумел удержать, успокоить девушку и уговорить ее принести извинения…
— Ты так? — сидя рядышком со мной на лестнице, Лиза положила руку мне на колено. — Тебе очень плохо?
— Чуть не оглох, — ответил я, не поднимая глаз.
— Сейчас найду твои затычки для ушей, и мы сможем вернуться на концерт, — Лиза открыла сумочку.
— Нет… Я не вернусь… Впредь никогда… — слеза скатилась по моей слегка порозовевшей горячей щеке. Я посмотрел на наше отражение в зеркальной ширме, и на торговку, стряхивавшую пыль с драпового пальто. Геометрическая баба была на своем месте, а я занимал чужое, — Что это было? Что играли?
— Сюиту, — Лиза не вспомнила композитора.
— Теперь ты понимаешь, лапушка моя, как плохо быть вампиром? — я тяжело вздохнул с присвистом. В былые времена я видел музыку, а нынче… что сюита, что автомобильная сигнализация… все одинаково звучит… ужасно. Раньше чувствовал красоту музыкальных произведений, а теперь с какими мелодиями в памяти я живу? Что я слышу? Кто-то плюнул на асфальт и разбил бутылку из-под пива, кто-то пукнул в ресторане за столом… Моль полетела…
— Где? — Лиза испуганно схватилась за норковую горжетку на плечах.
— Прямо перед нами, — я указал пальцем на вихляющего мотылька.
— Кыш! Кыш! — прогнав моль, девушка прижалась ко мне. — Тиша, не раскисай. В ДК плохая акустика. Сама начальница отдела культуры это признает.
— У меня в ушах ненадлежащая акустика, а не в ДК. По случаю еще я кое-как могу сыграть по памяти незатейливую мелодию навроде «упоительных вечеров», но выйдет и она так некрасиво, так бездушно, что стыдно, право слово, мне станет после выступления… Сокрыты от вампиров все возвышенные чувства… Не парить мне в облаках вовек… Пойдем отсюдова, покамест я не разрыдался, утираясь воротом пальто с воскресной выставки — продажи… Прочь из храма искусства! Мне здесь не место. Прости за то, что я тебе испортил вечер.
Мы пришли в гардеробную. Я помог Лизе надеть куртку. Моя услужливость ее насмешила.
— Все нормально, Тиша. Если честно, маме не удалось привить мне любовь к классической музыке. Для меня она скучная! Мне нравятся концерты поп-звезд на стадионах, а лучше под открытым небом. Но я тебя на них не поведу. Я хотела тебя порадовать. Не удалось. Что же мне для тебя сделать?
— Подари мне тишину. Я буду рад.
— Да я и так улетаю на две недели! — Лиза осерчала на меня. — Хочешь сказать, одному тебе лучше?
— До чего непредсказуемые и удивительные мысли водятся в твоей хорошенькой головке! Мне хорошо с тобой молчать.
— Тиша, я правда стараюсь делать для тебя все… Не подумай, что я тебя попрекаю, но я готова в лепешку ради тебя разбиться, и мне страшно подумать, что тебе все равно.
— Ценю твою заботу, но расшибаться не прошу. Лепешка из тебя плохая выйдет. Не жирная. Сухая.
— Тиша… нет, не скажу. Ты меня сейчас заплюешь.
Лиза что-то держала в себе уже не один день, и пока не собиралась рассказать мне о том, что за зверь ее грызет.
Увезти тайну в Петербург Лиза не решилась.
— Не могу переключиться, — призналась она, доукомплектовывая путевой гардероб. — У меня перед глазами торчит та жуткая старуха с концерта. Лениниада Львовна. Не хочу становиться такой, как она, развалюхой… Тишуля, может, хотя бы лет через десять ты меня обратишь? Чесслово, я обойдусь без пляжного волейбола и попсы. Буду слушать песни цикад и ловить моль, чтобы она не сожрала мои шубки.
— Лизонька, ты напрасно боишься старения, — показав девушке молодильный крем из журнала мод, я взял ее за плечо, успокаивая тусклым взглядом. — Наука не стоит на месте. К преклонным годам тебя так утянут и отшлифуют, и накачают оздоровительными стимуляторами, что будешь ты краше и прытче молодушки.
— Но я все равно буду старой, сколько бы денег ни потратила на пластику. А если ты меня обратишь, я буду жить вечно и всегда оставаться молодой. Тебе жалко, что ли? Не будь врединой!
— В точку попала! Мне жалко. Тебя! Пойми ты, наконец, вампиры с возрастом не увядают телом, но дряхлеют душой, что намного хуже обыкновенной человеческой старости. Поверь, лучше быть Раисой Максимовной, которая в свои шестьдесят восемь считает, что ей восемнадцать, чем быть мной.
— Нашел с кем себя сравнить! Максимовна — больная на всю голову.