Мятежная
Шрифт:
– Милая, пожалуйста, убери руки с раны, – говорит она.
– Не могу, больно, – стонет Линн.
– Я понимаю, – отвечает женщина. – Но я не смогу осмотреть рану, если ты мне не позволишь.
Юрайя тоже становится на колени и осторожно убирает руки Линн с живота. Женщина аккуратно поднимает с девушки рубашку. Пулевая рана, простая круглая дырка, красный кружок на коже, вокруг – темный кровоподтек. Но он слишком темный.
Женщина сжимает губы, и я понимаю, что Линн при смерти.
– Вылечите ее! – стонет Юрайя. – Сделайте это!
– Напротив, – тихо отвечает
– Есть другие больницы! – кричит он. – Вы возьмете все необходимое оттуда и спасете Линн!
– У нее слишком тяжелое состояние, – спокойно произносит врач. – Если бы вы не жгли все на своем пути, я бы попыталась, но в нынешней ситуации мои усилия ни к чему.
– Заткнись, ты! – воет Юрайя, наставляя пистолет ей в грудь. – Я вашу больницу не жег! Она мой друг, и я… просто…
– Юри, заткнись, – шепчет Линн. – Поздно.
Юрайя роняет пистолет, который с грохотом падает на пол, и хватает Линн за руку. У него дрожат губы.
– Я тоже ее друг, – заявляю я бесфракционникам. – Вы сможете держать меня на прицеле, где вам угодно.
Они пропускают меня, и я подбегаю к Линн. Хватаю ее за другую руку, липкую от крови. Мне плевать, что на меня наставлены дула. Я смотрю на ее лицо, которое начинает желтеть.
Похоже, она уже не узнает меня. Смотрит только на Юрайю.
– Я так рада, что умираю в сознании, а не под симуляцией, – слабым голосом произносит она.
– Ты не умрешь, только не сегодня!
– Не говори глупостей, – отвечает она. – Слушай, Юри, я ее любила. Правда.
– Кого? – дрожащим голосом спрашивает он.
– Марлен.
– Да, мы все Марлен любили, – соглашается он.
– Нет, я не это имела в виду, – качает головой она. И закрывает глаза.
Проходит еще пара минут прежде, чем ее рука, которую я продолжаю держать, обмякает. Я кладу ее обратно на живот и делаю то же самое со второй рукой. Юрайя трет глаза, по его щекам текут слезы. Мы смотрим друг на друга, стоя над мертвой Линн.
– Тебе придется сказать Шоне, – шепчу я. – И Гектору.
– Точно, – шмыгая носом, отвечает он и прикасается ладонью к лицу Линн. Может, ее щеки еще теплые, думаю я. Но не хочу трогать, чтобы не почувствовать холода.
Встаю и иду обратно к Кристине.
Глава 47
Мысли раз за разом возвращают меня к Линн. Мозг пытается осознать факт смерти, но я гоню все прочь. Когда-нибудь я перестану делать так, если меня не казнят как предателя или не сделают что-то еще. Неизвестно, что придет в голову новым лидерам. Сейчас я стараюсь освободить голову от лишних размышлений, убедить себя в том, что кроме этого зала ничего нет и не будет никогда. Трудно, но я справлюсь. Я научилась бороться с горем.
Через некоторое время в вестибюле появляются Тори и Гаррисон. Тори, хромая, бредет к стулу. Я опять забыла про ее рану. Она действовала так ловко, когда убила Джанин. Гаррисон следует за ней.
Позади них тащится лихач, неся на плече мертвую Джанин. Швыряет ее на стол, как мешок, на глазах эрудитов и предателей-лихачей.
Люди только ахают и перешептываются. Джанин не была тем лидером, которого станут оплакивать.
Я гляжу на ее тело, которое теперь кажется намного меньше, чем при жизни. Она сантиметров на пять выше меня, и волосы всего на пару тонов темнее. Сейчас она выглядит абсолютно спокойной, почти умиротворенной. У меня не вяжется вид мертвого тела и образ женщины, которую я знала, – умной и лишенной совести.
Она оказалась даже сложнее, чем я думала. Хранила тайну, которую считала столь ужасной, что ее нельзя никому открыть, просто в силу извращенного инстинкта самосохранения.
В вестибюль входит Джоанна Рейес, промокшая до нитки. На улице – ливень. Красная одежда покрыта более яркими пятнами. Бесфракционники держат Джоанну на прицеле, но она, похоже, не замечает их.
– Привет, – обращается она к Гаррисону и Тори. – Так вы именно этого хотели?
– Надо же, лидер Товарищества способен проявить такую вежливость, – криво улыбается Тори. – Это не против ваших правил?
– Если бы вы действительно знали правила Товарищества, то были бы в курсе, что у них нет официального лидера, – отвечает Джоанна, вежливо, но очень жестко. – Но я больше не представляю Товарищество. Я покинула фракцию ради того, чтобы прийти сюда.
– Ага, видели мы тебя и кучку миротворцев, у всех путавшихся под ногами, – фыркает Тори.
– Да, и мы делали так намеренно. Если мешаться под ногами означает встать между ружьями и невинными людьми, то мы спасли немало жизней.
Ее лицо заливает краска, и я снова думаю, что Джоанна Рейес прекрасна, несмотря на рану на лице. Даже благодаря шраму. Как Линн, с ее коротко стриженными волосами, или Тобиас, с его памятью о жестокости отца, которую он носит словно броню. Как моя мать в простой серой одежде.
– Не будете ли вы так любезны, – едко усмехается Тори, – доставить одно послание в Товарищество?
– Мне будет неуютно оставить здесь вас и вашу армию, чтобы свершилось ваше так называемое правосудие, – отвечает Джоанна. – Но я обязательно кого-нибудь пошлю вместе себя.
– Чудесно, – заявляет Тори. – Передайте им, что скоро будет сформирована новая политическая система, в которой у них не будет представительства. Мы считаем это достойным наказанием за отказ выбрать какую-либо из сторон в войне. Безусловно, за ними остается обязанность производить пищу и доставлять ее в город, но делать все они будут под наблюдением одной из правящих фракций.
На мгновение мне кажется – Джоанна сейчас кинется на Тори и станет душить ее. Но она выпрямляется, становясь еще выше ростом.
– Все? – спрашивает она.
– Да.
– Прекрасно, – произносит она. – Пойду сделаю что-нибудь полезное. Вы не позволите нам ухаживать за этими ранеными, верно?
Тори мрачно таращится на нее.
– Но помните, – продолжает Джоанна. – Иногда люди, которых вы угнетаете, оказываются сильнее, чем вы предполагали.
Она разворачивается и выходит из вестибюля.