Мятежник
Шрифт:
Адам посмотрел вниз с высоты своего седла.
– Не говори ерунды, дядя. Может, я все-таки скажу Нельсону, чтобы принес тебе кофе?
– Нет, пока не обслужит солдат. Офицеры - не члены привилегированного класса, Адам, а просто люди, обремененные большой ответственностью.
Адам подумал, что дядя Таддеус извратит и превратит самое простейшее дело в клубок трудностей. Адам гадал, почему его мать настаивала на том, чтобы сделать своего брата военным, но потом осознал, что лишь для того, чтобы позлить отца. При этой мысли он вздохнул, а потом натянул поводья.
– Прощай, дядя, - Адам развернул лошадь и, не спросив разрешения уехать, вместе с Ридли пришпорил коня.
Солнечные лучи наконец достигли западного склона холма, отбрасывая на траву длинные косые тени. Майор Бёрд расстегнул нагрудный карман мундира и вытащил оттуда завернутую в ткань визитную карточку с фотографией Присциллы.
Тщеславия ради она сняла очки, когда позировала для этой фотографии, и смотрела близоруко и неуверенно, но Бёрду она казалась совершенством. Он прикоснулся губами к твердой карточке с неуклюжим дагерротипом, а потом благоговейно завернул ее в клочок ткани и положил обратно в карман.
В полумиле позади Бёрда, в шаткой сторожевой башне, устроенной в спутанных ветвях с ведущей вверх ненадежной лестницей, взбирающейся к площадке на высоту тридцати футов, двое часовых готовились исполнить свой долг.
Часовые являлись сигнальщиками, общающимися друг с другом с помощью семафорных флажков. Эти сигнальные башни были построены, чтобы генерал Борегар мог оставаться на связи с широко раскинувшимися флангами армии.
Один из сигнальщиков, капрал, снял крышку с тяжелой подзорной трубы, установленной на штатив, которую они использовали, чтобы прочесть сигналы флагов с ближайшей башни, подкрутил фокус и направил ее в сторону лесистых холмов, лежащих к северу от рядов мятежников.
Он увидел, как солнце ярко осветило крутую крышу церкви на холме Садли, а сразу за ней простирался пустынный луг, по которому между пастбищами с пышными травами серебрилась речушка Булл-Ран.
Ничто не двигалось в этом пейзаже, кроме небольшой женской фигуры, появившейся у церковной двери, чтобы выбить пыльный коврик.
Сигнальщик повернул подзорную трубу на восток, где стоящее низко над горизонтом солнце покрылось дымкой от несметного числа костров. Он был уже готов повернуть подзорную трубу в сторону ближайшей сигнальной башни, когда заметил человека, появившегося на голой вершине холма примерно в миле позади Булл-Ран, со стороны врага.
– Хочешь увидеть проклятого янки?
– спросил капрал своего товарища.
– Глаза б мои не глядели, - отозвался второй сигнальщик.
– А я как раз смотрю на одного из ублюдков, - возбужденным тоном заметил капрал.
– Черт возьми! Так всё-таки они там!
И готовые вступить в драку.
Группа мужчин, некоторые из которых были пешими, а другие верхом, некоторые в гражданской одежде, а некоторые - в военной форме, остановились на вершине лысого холма. Восходящее солнце освещало местность перед ними - лесистые долины, огороженные пастбища и сияющий ручей, позади которого дожидалась своего поражения армия Конфедератов.
Капитан Джеймс Элиял Макфейл Старбак находился в центре этой небольшой группы. Молодой бостонский адвокат сидел на лошади с видом человека, больше привыкшего к мягким кожаным креслам, чем к седлу, и в самом деле, если бы Джеймсу предложили выбрать самую неприятную черту военного дела, он был ответил, что это вездесущие лошади, которых он считал слишком большими, слишком горячими, вонючими и привлекающими мух тварями с желтыми зубами, пугающими глазами и похожими на неуправляемые молоты копытами.
Но если ездить верхом было необходимо, чтобы покончить с восстанием рабовладельцев, то Джеймс с охотой оседлал бы любую лошадь в Америке, потому что, хотя ему и недоставало отцовского красноречия, он был столь же пылким сторонником той идеи, что этот мятеж - не только позорное пятно на репутации Америки, но и оскорбление, нанесенное Господу.
Америка, как полагал Джеймс, была государством, созданным божественным провидением, благословленным Всевышним, и мятеж против этого избранного народа был происками дьявола. Потому в день отдыха Господа на этих зеленых полях силы праведников атакуют сатанинский сброд и, естественно, по мнению Джорджа, Бог не позволит северянам потерпеть поражение.
Он молча молился, прося Бога даровать им победу.
– Думаете, мы можем пройтись вниз, до артиллерийского расчета, кэп?
– спросил один из гражданских, прервав грезы Джеймса и махнув рукой в сторону пушек, выстраивавшихся на позиции на поле около дороги Уоррентон у подножия холма.
– Это не разрешено, - отрезал Джеймс.
– Разве это не свободная страна, кэп?
– Это не разрешено, - настаивал Джеймс начальственным тоном, который всегда служил такую хорошую службу в суде общих тяжб штата Массачусетс, но этих газетчиков, похоже, он лишь веселил.
Гражданские лица, сопровождавшие Джеймса, были репортерами и художниками из дюжины северных газет, приехавшими в штаб бригадного генерала Макдауэлла прошлой ночью и прикрепленными к его су-адъютанту.
Джеймс уже однажды брал на себя ответственность по сопровождению полудюжины военных атташе, прискакавших из расположенных в Вашингтоне посольств, и они вели себя по отношению к неминуемой битве так, будто им предстояло развлечение за чужой счет, но, по крайней мере, офицеры-иностранцы обращались с Джеймсом с уважением, а репортеры ему лишь надоедали.
– Что за дурацкая должность такая - су-адъютант?
– спросил Джеймса репортер из "Еженедельника Харперса" сразу после полуночи, когда их окружила армия северян, собиравшаяся отправиться воевать.
– Что-то типа индийского стрелка?
– По-французски "су" означает "под", - Джеймс подозревал, что репортер из газеты, которая сама провозгласила себя "газетой цивилизации" был прекрасно осведомлен, что это означает.
– Это значит, что вы кто-то вроде низшего адъютанта, кэп?
– Это значит, что я помощник адъютанта, - Джеймсу удалось сохранить спокойствие, несмотря на то, что он ощущал крайнее раздражение.