Мятежный дом
Шрифт:
— Насколько прочно?
— Ну, по меньшей мере христианской брачной клятвой, — выгнула брови Ли.
— Он уже связан такой клятвой. Со мной. Если он расторгнет эту — что ему помешает изменить той?
— Ну, я тут порылась в ваших канонических кодексах, и нашла замечательную причину считать вашу клятву недействительной с момента ее принесения. Насколько я помню, ваши браки действительны только тогда, когда обе стороны, подчеркиваю, обе намерены исполнять брачные обязательства до конца дней.
—
— Да то, что оба вы искренне считали, что конец его дней наступит завтра. Если вы скажете, что больше его не любите, если будете достаточно убедительны — он сможет отказаться от своей клятвы, не переступив через совесть.
— Н-не поняла.
— Возьмите грех на себя. Скажите, что дали клятву, не имея реально намерения вступать в брак.
— То есть, я должна помочь вам его сломать? — голос Бет дрогнул.
— Мне нужен человек, которым я смогу через десять-пятнадцать лет заменить Рихарда. И я собираюсь серьезно в него вложиться. Если парень способен сломаться из-за бабы, пусть ломается сейчас, пока есть время подобрать кого-то другого. Если вы любите его хоть сколько-нибудь, вы мне поможете. Если вы хотите, чтобы он жил — вы мне поможете.
— Вы уже пробовали это проделать со мной — и у вас не получилось
— Не получилось у вас. И он остался в живых только потому, что у него нашелся более надежный друг.
— Я… — Бет опустила голову. — Я не Рэй. У меня просто не хватит сил.
— Хватит, — уверенно сказала Ли. — Мобилизация ваших ресурсов — проблема чисто техническая, а потому легко решаемая. Собственно, из всех стоящих перед нами проблем эта решается легче всего…
Никакого отката после анестезии не было: Дик просто проснулся и схватился бы за неприятно свербящую грудь, не окажись руки привязаны к раме кровати-каталки.
— Тихо, тихо, спокойно, — сказала Шана. — Ты проснулся? Чесаться и срывать повязки не будешь?
— Проснулся, развязывай, — короткий приступ паники прошел.
Послышался треск «липучек», Шана освободила ему руки.
— Не садиться, — предупредила она и ткнула ему в губы трубочку для питья. — Мне сказали, ты будешь хотеть пить.
— Еще как, — признался он.
В трубочке оказалась чистая прохладная вода.
— Я могу приподнять подголовник, хочешь? — Шана была сама забота.
— Да, спасибо.
Шевеление под спиной. Верхняя часть ложа приподнялась, и Дик смог осмотреть себя.
Выглядело все гораздо лучше, чем ощущалось. Грудь прикрывала небольшая, с ладонь размером, повязка, крови не видать — а по ощущениям там словно было все разворочено. Рядом с повязкой прилеплены два датчика.
— Тебе вставляли расширитель между ребер, — пояснила Шана. — Ройе сказал, что немного поболит. Зато шрама не будет. То есть будет, но там, где уже был. Они сделали разрез поверх старого рубца.
— Класс, — без всякого энтузиазма сказал Дик. — Сколько я был в отключке?
— Сорок восемь часов.
— Перебор.
— Тебе все равно сутки нельзя было двигаться вообще, чтобы сердце не нагружать. Так что никакой не перебор.
— Если пилот проводит в отключке больше двух суток в месяц, это перебор, — объяснил Дик.
Когда он узнал, что анестезию здесь делают при помощи шлема, очень похожего на пилотский, даже обрадовался… Но снов о межпространстве не было.
— Зато пока ты спал, сделали контрольное сканирование, убедились, что протез и заплатка приживаются, поменяли повязку на свежую и отключили тебя от систем жизнеобеспечения. Сказали, что можно попробовать встать — только обязательно с чьей-то помощью.
— Предлагаешь свою?
— Есть возражения?
— Ну… на мне под этой простынкой ничего не надето.
— Ты же не стеснялся купаться с Баккарин и рубиться с Нуарэ в одном поясе, — Шана наклонилась и достала из-под сиденья больничную пижаму. — Да и я все это уже видела… а если какая-нибудь из больничных дзё обратит внимание на твою супер-шрамировку, ей придется делать зачистку памяти.
— Все не так плохо, чтоб я не оделся сам, — Дик выдернул штаны из ее рук. — Так что большое спасибо, но…
— Да не за что. Угощайся, — Шана отвернулась. — Можно подумать, делать мне больше нечего, кроме как покушаться на твою трижды никому не нужную добродетель.
— А что, бабушка тебя не нагружает?
Шана резко повернулась.
— Я не выбирала, кем мне родиться, — с легкой дрожью в голосе сказала она. — И если ты так носишься с гемами, то непонятно, за что ты презираешь меня.
Дик как раз завязал штаны и снова откинулся на подголовник: несложное действие потребовало много сил. Два дня без движения — не мышцы, а тофу…
— Да кто тебя презирает, горе? — проговорил он. — Шана, ну пойми ты — когда меня кто-то пытается контролировать, особенно синоби… у меня всю печенку сводит.
— Дурак, — девушка скривила губы. — Да если бы мы хотели тебя контролировать, ты бы в жизни не узнал, кто я. А мы тебе все честно показали.
— Да. Украли и честно показали, что могли бы убить, могли бы контролировать исподтишка — но вот ведь, сыграли честно, карты на стол выложили… Шана, я, конечно, дурак, но не такой, чтобы от этой честности разрыдаться. Твоя «бабушка» выбрала эту честность только потому, что ей так казалось надежней. А показалось бы ей надежней меня, дурака, за нос водить — она бы и водила. Разве нет? Разве вы, синоби, хоть что-то делаете без ножа за пазухой?