Мятежный лорд
Шрифт:
– Нет, возможно, не читал. И отнюдь не горю желанием читать сейчас, дорогая Тереза. В двух словах, там говорится о политической карьере любимого Джона, который каждый день наслаждается заседаниями в Парламенте. Его отправили в тюрьму из Парламента, а потом из тюрьмы обратно в Палату Общин. Хороший путь. Славный. Не думаю, что дорогой Хобхаус сидел там среди обычных заключенных. Ты знаешь, Ньюгейт когда-то являлся Ньюгейтом для всех, будь ты богат или беден, знатен или прост, как пенни. В Тауэре, Терезита, знать всегда находилась в прекрасных условиях. Едва ли хуже, чем их особняки. А вот в Ньюгейт условия были похуже. Однако долго такое продолжаться не могло! – Джордж рассмеялся. – Тюрьму после пожара перестроили, и для простых людей отвели одну часть, где, поговаривают, народ лежит прямо на полу вповалку. Женщины, дети – им все равно, всех туда. А знать получила
Тереза захлопала длинными ресницами, пытаясь осознать полученную информацию.
– Значит, твой лучший друг не приедет? – заключила она.
– Не уверен, – Байрон сжал губы, и они превратились в тонкую полоску. – Я хотел бы его видеть здесь, а с другой стороны, не хотел бы. Мы стали разными людьми за годы, проведенные по разные стороны пролива. Он там в Англии считает, что творит великие дела. Мои последние поэмы либо не читает, либо ругает. «Каин» ему скушен, пьесы вообще никуда не годятся. Зато его речи в Парламенте – признак высочайшего интеллекта! – Джордж злился, и Терезе только оставалось слушать, кивать, пережидая вспышку гнева. – В Англии всегда были уверены: они вершат судьбы мира, даже если речь идет всего лишь о местных налогах. Маленький остров, но столько пустых амбиций!
В итоге пятнадцатого сентября в особняк Лафранчи вошел Хобхаус. С точки зрения Байрона он не столько постарел, сколько стал весьма солиден. Образ Джона не шел ни в какое сравнение с Байроновским, как это видел сам Джордж, пытаясь посмотреть на себя со стороны. Действительно, худощавая, подтянутая фигура поэта резко контрастировала с полноватым, дряблым силуэтом политика. Одеты в тот день они тоже были по-разному: оба в белоснежных рубашках, но Джордж расстегнул ее ворот, демонстрируя тонкую шею, на которой лишь намечался второй подбородок, а сверху накинул легкую бархатную куртку темно-бордового цвета. Черные узкие брюки облегали стройные ноги, обутые в прекрасные, кожаные, сшитые на заказ туфли. Тереза обладала чудным свойством быстро находить великолепных обувщиков, которые, как считал Байрон, шили обувь куда лучше своих английских коллег… Хобхаус на вкус Джорджа был одет слегка вычурно и не по погоде, слишком жаркой даже для середины английского лета: рубашка подпирала толстый подбородок, вольготно расположившийся на высоком воротнике; черный шейный платок Джон повязал так, что исключалась всякая небрежность. Подобную манеру тщательно завязывать платок Джордж почитал не элегантной. Вся суть завязывания платка для него состояла именно в подчеркнутой небрежности узла… Поверх рубашки была жилетка, а затем и плотный сюртук, брюки подчеркивали наметившийся живот.
– Мой друг, да вы теперь типичный член парламента! – провозгласил Джордж, приглашая Хобхауса в гостиную. – Работа, говорят, накладывает отпечаток на внешность. Вас можно поздравить: вы представляете собой типичного политика, завоевавшего свое место в государственном управлении потом и кровью.
От Джона не скрылось ехидство Байрона, но он решил не замечать его уколов.
– Вы неплохо устроились в Италии, Джордж, – промолвил он, усаживаясь за стол. – Этот особняк сделает честь любому знатному англичанину.
– О, я многое вожу с собой, – махнул рукой в сторону Джордж. – Обычно тут весьма дешево сдают дома. Итальянская знать обеднела. Им не под силу содержать огромные виллы. Поэтому мы располагаемся недурно, согласен. Но виллы сдают полупустыми. Часто они скудно обставлены. Вам предложить красного вина или джина? Иного я не держу, мой друг.
Джон согласился на вино и, положив ногу на ногу, приготовился к непростой беседе. Он видел, как изменился Джордж, и немудрено. Жизнь в Италии представлялась Хобхаусу унылой и лишенной всякого смысла. Ему казалось, Джордж скучает в обществе прекрасной, надо отдать должное, итальянской графини…
– Расскажите все же, дорогой Джон, как проходило ваше путешествие. Я давно не выезжал из Италии. Меня вполне устраивает эта страна с ее отсталым населением. Однако отсталость нынче я воспринимаю как достоинство, а не недостаток. Излишняя продвинутость умов мешает порой. Извините, Джон, так поделитесь впечатлениями! – себе Джордж плеснул джина. На столе появились ветчина, молодой сыр и помидоры. – Мы тут не очень привыкли набивать желудки. Вас не ждали сегодня, потому не обижайтесь на скудность угощения. Сам я на диете. Полнеть, мой друг, не входит в мои планы, особенно после встречи с графиней. Поэтому ем я крайне умеренно.
Пару минут Джон осознавал слова Байрона, сделал глоток вина и решил начать рассказ с момента отъезда из Англии. Путешествие показалось ему безопасной темой.
– Начну с самого начала, если не возражаете, Джордж. Скажу честно, прибыв к восьми вечера в Дувр с сестрами и братом, не ожидал там увидеть новое чудо техники, которое и повезло нас наутро через пролив. Это был пароход, Джордж, представьте! Новинка в кораблестроении! Но путешествие на почтовом пароходе ненамного большее удовольствие, чем на обычном судне. Пассажиров набралось человек сто и плюс к тому восемь экипажей, включая экипаж вашего покорного слуги, – завоевав внимание Байрона, Джон продолжил. – Честно скажу, из-за сильного ветра нас, несмотря на все технические достижения, болтало ужасно! И меня, и бедняжек Амелию и Матильду тошнило, но кое-как, через примерно часа три, мы прибыли в Кале. На таможне нас пропустили без проблем, а уже к вечеру мы получили наши вещи. Джордж, ничего не пропало! Доставили все в целости! Кале изменился, поверьте, и стал более английским городом, чем ранее…
Байрона рассказ заинтересовал. Его снова манила дорога и приключения. Он так и чувствовал порывы ветра, запах соленой морской воды, видел суетящихся на берегу матросов.
– Нашей целью был Лиль. Мы поехали по грязной дороге, да еще и заполненной повозками и людьми. Ничего примечательного, мой друг. Ничего! К вечеру прибыли в Лиль и разместились в отеле, надеясь на радушный прием, что оправдалось. На следующий день, погуляв по городу, отправились в Гент. Бельгийцы куда любопытнее французов или просто им встречается куда меньше путешествующих иностранцев. Они пялились на наш экипаж, но вполне дружелюбно. Дороги, Джордж, во Фландрии лучше, нежели французские, – тут Джон вынужден был замолчать, откусив большой кусок отменной ветчины и отправив вслед за ним в рот кусок теплого хлеба.
Джордж не стал торопить друга. Он не ожидал, что тот станет в таких подробностях вспоминать путешествие, но прерывать его не хотелось.
– Рано утром посетили в Генте церковь. Не в пример английским там было полно народу. Возле церкви открылся рынок. В семь утра, мой друг, жизнь кипела! Вы тут не привыкли вставать рано, полагаю?
– Нет, дорогой Джон, мои привычки прежние: завтрак в час или даже в два…
– А мы сейчас встаем рано, чтобы осмотреть запланированное. Да и честно скажу, сплю я в последнее время плохо, поэтому наконец перестать мучится, ворочаясь в постели, для меня благо… Так вот, в Генте еще видели коллекцию картин, среди которых – Рембрант. Исааку нет и девятнадцати, но он был под большим впечатлением, не меньше, чем мы. Если говорить о жителях, то в целом они приветливы и общительны. Жалуются на налоги, а кто ж ими доволен, Джордж? Почти каждый день обсуждаем налоги в парламенте, – увидев слегка скривившееся лицо Байрона, Джон быстро вернулся к теме своего рассказа. – Затем мы проследовали в Антверпен. Дорогой видели, насколько богата эта часть Нидерландов на урожаи. Чего там не растет: табак, картофель, бобовые, лен, клевер – используется каждый клочок земли! В Антверпене смотрели соборы и коллекции картин, которые вызывают восхищение. Но в целом, портовый город есть портовый город: многолюдно, небезопасно и грязно. После Антверпена поехали в Брюссель, чистый, красивый город, не похожий на другие города Нидерландов. 11 Пробыв в Брюсселе пару дней, решили ехать в Намюр. Смею заверить вас, дорогой Джордж, путешествие мы спланировали заранее и старались придерживаться плана, поэтому нигде надолго не задерживались ради пустого времяпрепровождения. И вот, когда мы ехали в Намюр по пустынной дороге, через лес, где нам едва кто-то попадался на пути, Эдвард попросил остановить экипаж…
11
Бельгия и Голландия считались тогда одним государством
– Эдвард? – встрепенулся Джордж, слегка одурманенный количеством выдаваемой Джоном информацией.
– Я вам не сказал? Эдвард был нанят мной в Англии, сопровождать нас по континенту, который он отлично знает. И вот – остановка. «Где мы и почему остановились?» – спросил я его. «Ватерлоо!» – воскликнул наш проводник. Я вышел из экипажа и пошел один через знаменитую деревню. Ко мне подбегали мальчишки и предлагали провести на поле битвы. Я отказался. Чуть дальше меня встретил наш экипаж. Эдвард в самом деле знал тут каждую позицию, немцев, англичан, французов.