Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX – начала XIII века
Шрифт:
Но не у всех историков летописный текст 862 г. вызывал такой большой скепсис. В «Русской истории с древнейших времен» М. Н. Покровского, написанной еще в дореволюционное время, говорится, что в вопросе о том, как появилась династия Рюриковичей у восточных славян, «всего безопаснее» придерживаться летописного текста: «Отношения „Руси” к славянам, по летописи, начались с того, что варяги, приходя из-за моря, брали дань с северо-западных племен, славянских и финских. Население сначала терпело, потом, собравшись с силами, прогнало норманнов, но, очевидно, не чувствовало себя сильным достаточно, чтобы отделаться от них навсегда. Оставалось одно — принять к себе на известных условиях одного из варяжских конунгов с его шайкой, с тем, чтобы он оборонял за то славян от прочих норманнских шаек».: #c2_9
Мнение главы советских историков Киевской Руси Б. Д. Грекова эволюционировало. В ранних изданиях своей монографии «Киевская Русь» Б. Д. Греков замечает, что киевский летописец Сильвестр использовал запись новгородского
Б. Д. Греков не отрицал полностью факт призвания Рюрика, хотя и испытывал сомнения в точности передачи его подробностей: «Есть большое основание сомневаться в точности предания о Рюрике, о котором так настойчиво говорят наши летописцы. Но, с другой стороны, едва ли необходимо отвергать целиком это призвание. В факте „призвания” во всяком случае нет ничего невероятного (это не исключает постоянных столкновений с варягами и их военных предприятий против славянских и финских народов). Оно очень похоже на те призвания, которые мы знаем при Владимире и Ярославе».: #c2_12 Какие же реальные события увидел историк в предании о Рюрике? «Если быть очень осторожным и не доверять деталям, сообщаемым летописью, — говорил он, — то все же можно сделать из известных нам фактов вывод о том, что варяжские викинги частью истребили местных князей и местную знать, частью слились с местной знатью в один господствующий класс. Так началось сколачивание аляповатого по форме и огромного по территории государства Рюриковичей».: #c2_13
Очень скоро Б. Д. Греков в своих суждениях о призвании стал смещать акценты, а то и вовсе менять их смысл. Уже в издании 1939 г. он, опираясь на результаты исследований А. А. Шахматова, уличает летописца, стремившегося возвеличить род Рюриковичей, в склонности к норманизму. В известиях Повести временных лет о Рюрике автор видит «переделку старых преданий о начале русской земли, освещенную сквозь призму первого русского историка-норманиста, сторонника теории варяго-руси».: #c2_14 Вносит он изменения и в историческую канву предания, о призвании говорит с некоторой неохотой: «Варяжские викинги, — допустим, даже и призванные на помощь одной из борющихся сторон, — из приглашенных превратились в хозяев и частью истребили местных князей и местную знать, частью слились с местной знатью в один господствующий класс. Но сколачивание аляповатого по форме и огромного по территории Киевского государства началось с момента объединения земель вокруг Киева и, в частности, с включения Новгорода под власть князя, сделавшего Киев центром своих владений».: #c2_15 Таким образом, Б. Д. Греков, меняя ход начальной истории русского государства, переносит историческую сцену с севера на юг, из Новгорода в Киев. Давал о себе знать нарастающий синдром норманизма, парализовавший вскоре исследовательскую мысль. Но некоторое время Б. Д. Греков не видит ничего невероятного в самой личности Рюрика. «Интересно отметить, — пишет он, — что знают какого-то Рюрика и франкские летописи, говоря о нем, как о видном вожде датской военно-морской дружины, успевшем утвердиться на Скандинавском полуострове в городе Бирке. Не будет ничего удивительного, если после дополнительных разысканий окажется, что этот Рюрик датский и есть тот самый герои, о котором повествуют русские летописи».: #c2_16 Он возглавлял «вспомогательный наемный датский отряд», прибывший на «новгородскую территорию» по приглашению одной из борющихся сторон.: #c2_17
В последней посмертной публикации «Киевской Руси» 1953 г., в которой были использованы поправки автора к тексту издания 1949 г., отношение к летописной записи о варягах еще более настороженное: «Есть большое основание сомневаться в точности предания о Рюрике, о котором тенденциозно говорят наши летописи. Несомненно, призвание трех братьев — ходячая легенда, весьма популярная в XI–XII веках. Возможно предположить лишь факт найма новгородцами варяжских вспомогательных отрядов. Такого рода факты имели место и при Владимире и Ярославе. Но это совсем не „призвание”, на котором базируются норманисты».: #c2_18
Приглашение словенами «варяжской наемной дружины» допускал и В. В. Мавродин. Один из старейшин новгородских, полагает он, пригласил на помощь в борьбе с другими правителями «какого-то варяжского конунга, которого летописное предание назвало Рюриком». Явившись с дружиной в Новгород, варяжский викинг «совершает переворот, устраняет или убивает новгородских „старейшин”, что нашло отражение в летописном рассказе о смерти Гостомысла „без наследия”, и захватывает власть в свои руки».: #c2_19 В. В. Мавродин не уверен, «существовали ли реальные Рюрик, Синеус и Трувор». Но нет никаких оснований «обязательно считать их легендарными».: #c2_20
Намерение В. В. Мавродина выявить реальное значение варягов
Чтобы избежать обвинений в норманизме, лучше было не замечать конкретных реалий в летописном рассказе о призвании варягов или свести их до минимума, а то и вовсе растворить в общих рассуждениях.
В столь тяжелое для советской исторической науки время появляются труды Д. С. Лихачева по истории русского летописания. В них затрагивался и вопрос о достоверности известий летописца насчет Рюрика. Вывод Д. С. Лихачева следующий: «Легенда о призвании трех братьев варягов — искусственного, „ученого” происхождения», — причем в ней имеется «„примитивная” и отсталая часть», которую взяли на вооружение «современные псевдоученые норманисты».: #c2_23 Автор подчеркивает не народный характер легенды, «в основном созданной в узкой среде киевских летописцев и их друзей на основании знакомства с северными преданиями и новгородскими порядками».: #c2_24 Историческое зерно ее невелико. Она была «наруку печерским летописцам, стремившимся утвердить родовое единство русских князей; легенда утверждала династическую унификацию: все князья — члены одной династии, призванной на Русь в качестве мудрых и справедливых правителей. Как представители одного рода, они должны прекратить братоубийственные раздоры: такова мысль киевских летописцев, постоянно проводимая ими в своих летописях».: #c2_25 Легенда, кроме того, служила еще одной цели. Дело в том, что Русское государство, с точки зрения греков, «было обязано своим происхождением Византии. Законная власть явилась на Русь лишь после ее крещения и была неразрывно связана с церковью. Вот с этой-то греческой точкой зрения и боролись печерские летописцы. Она представляла собой существенную опасность, поскольку ее проводником являлся киевский митрополит-грек. В своей общерусской и антигреческой политике печерские монахи были последовательными противниками киевского митрополита, его политики и его теории. „Норманнская теория” печерских монахов была теорией прежде всего антигреческой и, по тем временам, общерусской. Она утверждала прямо противоположную точку зрения на происхождение Русского государства: не с византийского юга, а со скандинавского севера».: #c2_26 Обращает внимание то обстоятельство, что Д. С. Лихачев ищет «историческое зерно» легенды не в событиях, каким она посвящена, а в политических коллизиях времен внуков Ярослава, т. е. не в конце IX в., а в конце XI — начале XII столетий. Такое хронологическое переключение, конечно, снимало остроту проблемы, но придавало ее изучению некоторую односторонность, недоговоренность и расплывчатость.
Аналогичную перестановку хронологических аспектов произвел и С. В. Юшков. «Уже давно было отмечено, — рассуждал он, — что автор древнейшего летописного свода был далеко не тем летописцем, который добру и злу внимал равнодушно. При работе над своим произведением он планомерно и настойчиво проводил ряд тенденций, которые были интересны Киевской правящей верхушке. В условиях распада Киевского государства надо было всячески подчеркнуть значение государственного единства, значение единой сильной власти, указав, что при отсутствии этой власти неизбежны междоусобицы. Надо всячески было возвеличить правящую династию, показав ее роль в организации Киевского государства».: #c2_27 С. В. Юшков отдает должное мастерству летописца и отмечает, что его рассказ о призвании князей составлен с большим искусством, так что очень трудно отделить в нем правду от вымысла. И все же этот рассказ, по С. В. Юшкову, сплошь легендарен: «Мы убеждены, что в конце концов будут приведены серьезные доказательства того, что рассказ о призвании князей-варягов с начала до конца есть легенда, занесенная первоначальным летописцем с целью возвышения значения киевской княжеской династии».: #c2_28 С. Ю. Юшков не видел никакой надобности в гипотезе Б. Д. Грекова, «объясняющей появление норманнских варяжских князей в Новгороде приглашением их вместе с военным отрядом и с дружиной одной из враждовавших Новгородских группировок и последующим утверждением одного из этих князей — Рюрика, благодаря чему возникла на Руси норманнская династия Рюриковичей».: #c2_29
Так в исторической науке выхолащивалось конкретное содержание летописных известий о призвании варягов. В них вкладывался лишь идейный смысл, приуроченный к историческим событиям конца XI — начала XII в. Сама же варяжская проблема становилась ареной идеологического и политического противостояния. Красноречиво в этой связи заявление Б. Д. Грекова: «Легенда о „призвании варягов” много веков находилась на вооружении идеологов феодального государства и была использована русской буржуазной наукой. Ныне американско-английские фальсификаторы истории и их белоэмигрантские прислужники — космополиты вновь стараются использовать эту легенду в своих гнусных целях, тщетно пытаясь оклеветать славное прошлое великого русского народа. Но их попытки обречены на провал».: #c2_30 Весьма характерно, что эти обличения звучали со страниц, казалось бы, солидного академического издания.