Мятные пряники
Шрифт:
Ну да, знакомы, и незачем так смотреть: эти чувства знакомы всем, в этом нет ничего удивительного.
— В смысле? — не поняла я, к чему он так на меня посмотрел.
— В том смысле, что с Тимофеем у вас тоже разные взгляды на жизнь, и иногда тебя так и подмывает намекнуть ему, что он скучный и смотрит на мир неправильно, но ты этого не делаешь, — я удивлённо поглядела на поигрывающего ключами Юрия, который каким-то образом верно угадал моё отношение к технологу. — Пойдём уже, — поторопил мужчина, убирая связку ключей в карман куртки.
— А что, кучер уже прибыл? — я смотрела по сторонам, но на единственной дороге, что вела к дому, никого не было.
— Нет, за Иваром я обычно езжу сам. Не бойся, Тафрак скидывает меня, как седока, но в упряжке он вполне сносен. Я оставил этого кабысдоха за поворотом, там растёт сочная трава, пойдём, Варя, — и Юрий быстрым шагом направился по уложенной спилами тропе к дороге.
Бывают люди, к котором сразу, с первого дня общения, проникаешься особым чувством. Наверно, это чувство возникает, когда интуиция говорит о зарождающейся крепкой дружбе, но разум не слушает её, поскольку дружба всегда зависит от времени и никак нельзя относить к друзьям того, кого только начал узнавать. Тем не менее, чувство это, не имеющее название, иногда посещает каждого и проявляется в некоей лёгкости в общении и отсутствии каких-либо барьеров. Вот именно такое чувство и было у меня к своим новым знакомым: я словно сто лет знала и Юрия, и Ивара. Хотя, они были разные, но общее у них было безусловно: они оба не казались мне способными на меня злиться. Возможно, такое отношение к ним у меня возникло оттого, что я ощущала себя в сказочном, практически книжном мире или во сне. Нельзя сказать, что всё происходящее мне нравилось, но пока и не было каких-либо поводов для беспокойства, так что я вела себя так, как вела бы, происходи это всё в моём родном мире.
До тюрьмы ехали недолго, но с каждым километром я всё сильней ощущала недовольство поведением Ивара. Ну, допустим, какие-то понятия о дружбе и взаимовыручке у меня были, только вот выходки вампира, которые были явно не в новинку, казались мне тем паче неприемлемыми. Как можно столь нагло пользоваться дружбой с этим похожим на эльфа приятным светловолосым мужчиной? Этого я понять не могла.
Тюрьма располагалась на самой окраине города, причём с той стороны, с которой мы прибыли, так что посмотреть, как протекает городская жизнь в этом подпространстве, мне пока не удалось. Впрочем, я не очень-то и жаждала этого, предчувствуя разочарование.
Когда мы подъехали к кованым воротам, Юрий остановил Тафрака и обратился ко мне, сидящей рядом с ним и глазеющей по сторонам. Я была в своих мыслях о несносном вампире, и потому даже не поняла, что именно он мне сказал, сообразив по его жестам, что доктор пригласил меня отправиться вместе с ним. Пришлось вежливо отказаться, в неподражаемых эпитетах объяснив, что в гробу видала как Ивара, так и тюрьму со всеми её обитателями и сотрудниками. Юрий пошёл один. Он не был ни капли взволновал — его там хорошо знали и уважали, как и во всём городе. Вытаскивать вампира из-за решётки было делом привычным и давно не вызывало ровным счётом никаких эмоций: ни раздражения, ни тревоги. И это его спокойствие усиливало моё раздражение.
Спустя короткий промежуток времени, за который я не успела даже придумать изощрённую фразу для приветствия Ивара, Юрий вышел вместе с вампиром, и они неспешно покинули территорию тюрьмы. Вид у вампира был довольно жалкий: он еле плёлся, словно повинуясь чьей-то магической сильной воли, подавляющей его собственную. По крайней мере, мне с моей фантазией показалось именно так. Вампир передвигался так, словно противился каждому шагу, но был вынужден переставлять ноги, и от этого его лицо было мрачным и напряжённым. Я было насторожилась, но заметила, что когда эти двое отошли достаточно далеко от здания в тень деревьев, Ивар перестал кривляться, приосанился, огляделся и пошёл уже своей обычной лёгкой походкой, той самой, которой он покидал чердак, напевая песенку. Может, он и сейчас что-то напевал или насвистывал, мне было не разобрать на таком расстоянии. Ивар выглядел беспечным и вполне довольным, так что я хмуро глядела на него, не одобряя подобное легкомыслие. Перед воротами переминалась с ноги на ногу на вид симпатичная и не обременённая разумом девушка, которая сразу же бросилась к вампиру, стоило тому показаться. А ведь я так и подумала, что эта дамочка имеет отношение к Ивару и неспроста ошивается около ворот. Да, я нисколько не удивилась, поскольку именно такой и представляла себе вампировы пассии — хрупкая, в коротеньком белоснежном платьице и с дымчатого цвета курткой, перекинутой через предплечье. Смазливое личико, точёная фигурка, светлые длинные волосы — в общем, ничего странного, что такие, как она западают на таких, как он.
Эта девушка, повиснув на освобождённом из-под стражи Иваре, хотела поцеловать его, но он посмотрел на меня, замечая, как я стараюсь испепелить его взглядом. Да, я была уже зла, что мне пришлось тащиться в несусветную даль из-за глупого вампира и не намеревалась скрывать своего отношения к происходящему. Ивар ушёл от поцелуя и что-то прошептав на ухо своей подруге, направился к телеге, виновато поглядев на неё. Врёт. Виновато — это не про него, так что однозначно прикинулся несчастным, чтобы на него не обижалась эта девица.
Ивар подошёл к повозке, залез в неё и устроился рядом со мной.
— Любовь моя, — улыбнувшись, пояснил он мне, кивнув в сторону оставшейся стоять у ворот девушки, и я презрительно поморщилась, показывая, насколько не убедительны его слова. — На данный момент она — моя любовь, — внёс уточнение он и снова улыбнулся. — Ты не думай: я всегда искренен. Приврать люблю, но всё равно искренен.
Нашёл, чем гордиться! Я фыркнула. отворачиваясь от него и наблюдая за Доктором, который уже занял своё место и собирался увезти нас подальше отсюда и поближе к Тимофею, о месторасположении которого нам мне пока было ничего не известно.
— Что ж не поцеловал-то её, раз искренен? — сердито полюбопытствовала я у вампира, который за то недолгое время, что я смотрела не на него, занялся тем, что пытался снять цепочку, охватывающую его запястье серебристой змейкой.
— Сложно целовать одну, когда думаешь о другой, — нежно глядя на меня, ответил вампир, при этом голос его нежно не прозвучал, поскольку при этом он помогал себе зубами справиться с карабином на обвивавшей его руку цепочке. — К тому же я угнетён, — признался он, а позже обратился к Юрию: — Да забери ты свой безвкусный браслет! — ему, наконец, удалось его снять, и он небрежно протянул его Доктору.
— Что это? — поинтересовалась я, поскольку моё любопытство победило гнев.
Повозка тронулась с места. Беловолосый мужчина хмыкнул, искоса поглядев на меня.
— Это могущественный артефакт, — величественно просветил Юрий. — Он выполнен из уникального сплава серебра и мефрила, он отлит под чернокнижные песнопения прислужников сатаны, а затем освящён в самых великих храмах Белой Магии. Он являет собой средоточье самых противоречивых, но самых мощных сил этого мира… Да что там — всех миров, существующих и когда-либо существовавших! И я, его создатель, могу при помощи этого браслета повелевать вот этим детищем нечистой силы, — он указал на Ивара, скептически глядевшего на друга, который продолжал распинаться: — Этот артефакт порабощает его волю и разум, но действие его ослабевает, если я нахожусь слишком далеко, и в такие моменты тёмная сущность моего подопытного вырывается наружу, а вслед за ней и он сам покидает мою скромную обитель, и непременно наши доблестные стражи порядка снова возвращают его мне. Ибо только я…
— Да хватит уже, поняла она, — прервал полёт его фантазии Ивар, которому вся эта чушь была неинтересна. — Давайте лучше заедем за вашим Тимофеем, он где-то в этом районе, по крайней мере, я видел его, когда меня увозили сюда…
Это было хорошей идеей, поскольку я начинала беспокоиться за технолога. Да и, признаться, мне было бы всё же спокойней, если б мой приятель был рядом со мной.
Тимофей отыскался в весёлой пёстрой кампании без дела слоняющихся по улицам зевак, которые увлечённо наблюдали за процессом вытягивания чьей-то телеги из болотистого пруда и активно комментировали происходящее. Технолог был не сильно расстроен, что ему не дали досмотреть процесс до логического завершения, и охотно согласился поехать домой. Он продолжал поражать меня своей флегматичностью, но, пожалуй, это было лучшим из всех возможных вариантов реакции человека на чужой мир. Я вот видела всюду опасности, хотя пока все мои опасения не подтверждались, и по всему выходило, что мир здесь спокойный, а люди — дружелюбные. Это было хорошо, но… скучно. Хотелось приключений, чудес и захватывающих интриг, а ничего этого здесь не было и в помине. Хотя… Это только первый день. Но интуиция кричала о том, что ничего так и не случится ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра, да и вообще никогда… Но о слове “никогда” я уже говорила: оно коварно, самобытно и опасно, так что лучше его не произносить всуе.