Мыльная сказка Шахерезады
Шрифт:
— Боюсь, — снова поежилась я.
— Право, смешно, — снисходительно улыбнулась Эмма. — Поверьте, это совсем не больно, ни уколов, ни операций Егор не делает, даже таблеток не выписывает.
Я потупилась.
— Меня пугает откровенность, на которую придется пойти. Предположим, я расскажу вслух о своих проблемах, а кто-нибудь начнет меня шантажировать. Наверное, Булгаков делает записи?
— Да, исключительно для себя, они недоступны другим людям, и я ни разу не слышала, чтобы у него возникли неприятности из-за несоблюдения врачебной тайны, — успокоила меня дама.
Дверь в комнатушку распахнулась,
— Не следует швыряться камнями, если живешь в стеклянном доме, — не поздоровавшись, сказал он, — у каждого в группе своя проблема. Просто скучающих или празднолюбопытствующих у нас нет, я беру лишь тех, кто реально нуждается в помощи. Предположим, вы рассказываете, что убили мужа. А ваш сосед признается, что убил жену. Ну и кто кого будет шантажировать? Обоюдоострая ситуация получается.
На всякий случай я сказала:
— Я давно в разводе и не собираюсь ни с кем идти под венец.
Егор Владимирович улыбнулся.
— Ради примера я сгустил краски.
— Допустим, я мучаюсь совестью из-за совершенного мною тяжкого преступления, — медленно произнесла я, — а у другого члена группы булимия. Его болезнь ерунда по сравнению с моей бедой.
— Совершенно исключено, чтобы в группе произошло нечто подобное! — воскликнул Егор Владимирович. — Коллектив подбирается по принципу одинаковости проблем. Я заумно высказался?
— Нет, вполне понятно, — успокоила я психолога. — Тогда следующий вопрос!
Занимательную беседу прервал звонок в дверь, Эмма Генриховна подскочила.
— Экскурсия! Группа работников книжных магазинов из провинции.
Егор Владимирович встал и предложил мне:
— Хотите поговорить? Первая консультация бесплатная, многим хватает одной беседы, чтобы обрести равновесие.
— Нашу гостью зовут Даша, — прокудахтала Эмма, выходя в коридор. — Она преподаватель французского языка.
Булгаков придержал дверь рукой, мы с ним тоже очутились в коридоре, Егор сделал несколько шагов, распахнул другую дверь и сказал:
— К сожалению, мой французский далек от совершенства, практики не хватает. Устраивайтесь поудобнее, вон то кресло самое уютное. Так какой еще вопрос?
Я опустилась на сиденье и поняла, что оно слишком мягкое.
— Неужели есть люди, которые, убив кого-то, остались безнаказанными и пришли к вам, чтобы избавиться от мук совести? И неужели участие в «Гамлете» может им помочь?
Булгаков рассмеялся.
— Каюсь, грешен, я занимаюсь плагиатом. Беру, допустим, «Отелло» и переделываю на нужный лад. Ну согласитесь, маловероятно, что ко мне на прием явится чернокожий высокопоставленный военный, который задушил молодую жену, блондинку, оклеветанную другим мужчиной. Я с таким случаем пока не сталкивался. Значит, я сделаю Отелло европейцем, а Дездемона, возможно, будет его сестрой, а не супругой. И поймите, главное — не совершить преступление в реальности, а желать его совершить, планировать, вынашивать идею. Подавляющая масса моих подопечных — это те, кто готов преступить черту и мечтает, чтобы его остановили. Хотя бывают и спецгруппы. В них те, кто перешел Рубикон и оказался по ту сторону закона. Теперь о сохранении тайны. Я никогда ничего никому не сообщаю о своих клиентах.
— Рукописи не горят, — сказала я, — истории болезней тоже.
Егор Владимирович бросил быстрый взгляд на компьютер, стоявший на столе.
— Давайте договоримся. Я гарантирую вам сохранение тайны. Ни один мой пациент до сих пор не пожалел, что прошел через групповую терапию.
— Можно с кем-нибудь побеседовать? — заканючила я. — Ну, с теми, кто сюда постоянно ходит.
— Нет, — решительно отрезал Булгаков, — я не разглашаю имен. И, как вы выразились, «постоянно» сюда никто не ходит. Курс рассчитан на срок от полугода до двенадцати месяцев. Потом я вам стану не нужен. К сожалению, у психотерапии, как у любого метода, есть отрицательная сторона. Попадаются пациенты, которые начинают испытывать зависимость от сеансов. Врач для них, словно наркотик. Я всегда жестко предупреждаю людей: «Мы изживаем проблему, и все». Она решена? Мы расстаемся. Постоянно заниматься в театре нельзя.
— А если возникнет новая? — воскликнула я. — Допустим, я вылечилась от тяги к убийству, а через пять лет подцепила аэрофобию? Тогда вы меня возьмете?
Егор Владимирович улыбнулся.
— Нет ответа. Каждый случай уникален. Простите, звонок.
Булгаков взял со столешницы трубку с мигающим экраном и сказал:
— Слушаю, Костя. Да, да, конечно, уже выезжаю, не беспокойся.
Потом он вернул мобильный на прежнее место и сказал:
— Извините, ваш визит не планировался заранее. Обычно первая консультация занимает около двух часов. Я не могу сегодня уделить вам столько времени. Если хотите, запишитесь, я буду готов к продолжительной беседе. Сегодня мы просто пообщались по-дружески. Не сочтите меня человеком, который не желает вникнуть в ваши проблемы, но я обещал Константину Грекову поучаствовать в его программе «Неспящие в Москве».
— Я знаю о ней! — обрадовалась я. — Ведущий, психолог Греков, отвечает на звонки людей, тех, кто не спит после полуночи, а приглашенный гость комментирует происходящее. Странно, что вы, серьезный специалист, согласились прийти на это шоу.
Егор Владимирович встал:
— Константин мой ближайший друг. Его отец Павел Иванович теснейшим образом работал с моим папой, был его личным помощником. Сколько помню себя, столько знаю Костю, у нас с ним практически все воспоминания общие. После кончины Павла Ивановича мой батюшка взял его сына под свое крыло. Костя тоже закончил психфак, у него обширная практика. Греков экстраверт, ему необходима публичность, а я интраверт, недолюбливаю телевидение, но отказать ему не могу. Еще раз прошу простить за скомканный разговор.
Я тоже поднялась.
— Это я должна извиниться, свалилась к вам на голову, как сосулька с крыши. Спасибо за ваше долготерпение. У кого мне записаться на консультацию?
Глава 20
Полковник Дегтярев любит устраивать собрания сотрудников.
— Не забываем о мотиве, — торжественно объявляет Александр Михайлович в начале очередного совещания, — рассуждения типа: «Его убили из-за синих туфель» — принимаются лишь в том случае, если далее следует объяснение, почему эти синие туфли так важны для преступника. Фразы «чует мое сердце» слышать не желаю. Я понимаю, «чуйка» хорошая вещь, но нам нужны факты, а не бла-бла!