Мыльная сказка Шахерезады
Шрифт:
Я решила не уточнять, каким образом Кузя влез к криминалистам, а он продолжал:
— Даже профессионал всегда наследит, хотя некоторые пылесосят место преступления, обрабатывают его химическими препаратами, надевают защитные спецкостюмы, чтобы не оставить частички кожи, волосы, и все равно попадаются. Тот, кто выбросил тело Соловьевой, любитель. Я тебе уже говорил, что в непосредственной близости от нее обнаружили еще и железную цилиндрическую вещицу, в ней есть дырочка. Представляешь, о чем я?
— Не совсем, — ответила я.
На
— Это наконечник шнурка мужских ботинок. К сожалению, он слишком мал, отпечатки пальцев с него не снять.
— Наконечник шнурка мужских ботинок? — повторила я.
— Фирма «Иль» использует такие блестящие штучки, они не несут ни малейшей функциональной нагрузки, — зачастил Кузя. — Шнурок через дырочку вдевают в наконечник, завязывают узелок и получается красота. На мой взгляд, это неудобно. Если надо перешнуровать туфли, придется снимать «украшение». Но каждый производитель выпендривается как может. Значит, пока мы имеем: следы от джипа Грекова, волокна напольного покрытия его машины и шерсть предположительно собаки Константина на одежде Соловьевой, плюс бомбошку со шнурка. Надо бы проверить ботинки парня…
Я уже не слышала Кузю. Разглядывала мужские темно-серые полуботинки, стоявшие на подставке под вешалкой. Левый башмак имел длинные шнурки, заканчивавшиеся двумя блестящими, напоминающими капли ртути наконечниками. На правом был только один.
Я сунула телефон в карман, схватила ботинок, поспешила в кабинет и бесцеремонно перебила Егора, который что-то рассказывал Сене, вопросом:
— Чья это обувь?
Булгаков откровенно удивился:
— Костина.
Я решила поймать психотерапевта на лжи:
— А почему они стоят у вас в прихожей?
Егор поднял брови.
— Дурная московская традиция. Коренные жители столицы привыкли сразу, зайдя в гости, снимать штиблеты. Во всем мире люди просто вытирают подошвы и проходят в квартиру, а у нас считается хорошим тоном надевать грязные хозяйские тапки. Костя не исключение, он всегда переобувается.
— Греков сейчас здесь? — подпрыгнул Сеня. — Почему ты не сказал о его присутствии?
— Так вы не спрашивали, — хмыкнул Егор. — Я живу в родительских апартаментах, здесь много комнат, у Константина в детстве и юности тут была своя спальня. После окончания вуза он вернулся в трешку своего отца, Павла Ивановича, и до сих пор там обитает. Но часто сюда заглядывает, его старая опочивальня не переоборудована, она мне не нужна. Мы близкие друзья, почти братья, Костя порой остается здесь ночевать и…
Я, продолжая держать ботинок в руке, потребовала:
— Немедленно веди нас к Грекову.
— Пожалуйста, — согласился Егор, вставая, — третья дверь после столовой.
Когда мы втроем вошли в большую квадратную комнату с двумя окнами, Константин сидел у компьютера. Услышав шум, он обернулся, и я поняла, что он на самом деле мало изменился. Не потолстел, не обрюзг, глаза не утонули в «мешках», волосы по-прежнему вьющейся волной падают на лоб. Ирина легко могла узнать психолога на старом фото.
— Что-то случилось? — быстро спросил Костя. — Гоша, это кто?
Егор замялся, а я потрясла ботинок:
— Это ваш?
— Мой, — удивленно ответил Костя.
— Где вы потеряли железку от шнурка? — не давая Грекову опомниться, спросила я.
Константин крутанулся на стуле.
— Где потерял что? Извините, кто вы?
— Костик, лучше ответить на их вопросы, — посоветовал Егор. — Это детективы.
Константин попытался изобразить равнодушие, но я увидела, как на его шее быстро запульсировала жилка, дернулся кадык, и сказала:
— Вам дали хороший совет. Лучше не лгать. Возле трупа Ирины Соловьевой найдены следы шин вашего джипа. Приятно раскатывать на автомобиле, зная, что такой в городе один, но вот пользоваться им для перевозки трупа чудовищная глупость. Собачья шерсть на одежде Соловьевой показывает, что она была у вас дома. Ирина приехала к вам и внезапно умерла. Вы запаниковали, погрузили труп в багажник и отвезли его подальше. Мой вам совет: всегда тщательно проверяйте, не остались ли на месте преступления улики вроде потерянного наконечника от шнурка.
— Костя! — ахнул Егор. — Ты! Убил женщину?!
— Нет, нет, — замахал руками психолог. — К ее кончине я не причастен! Она вдруг упала, я наклонился, решил, что это обморок, а Соловьева не дышала. Поверь, она сама умерла. К ее кончине я не причастен!
— Это правда, — кивнула я, — Ирина скончалась от аневризмы головного мозга.
— Вот видите! — обрадовался Костя. — Я всего лишь увез тело.
— Почему ты так поступил? — зло спросил Сеня.
— Испугался, — ответил Греков.
— Чего? — наседал Семен. — Нормальный человек в таком случае вызывает «Скорую помощь», а не увозит труп.
Я села в кресло, поставила ботинок на пол и, улыбнувшись, сказала:
— А у меня возник другой вопрос. Константин Павлович, я всегда очень внимательна к чужим словам, не только к лексике, но и к интонации. Вы только что воскликнули: «Нет, нет. К ее кончине я не причастен». И мне стало интересно, если человек говорит: «К ЕЕ кончине я не причастен», то кого он убил? К чьей кончине вы причастны?
Глава 33
Костя свесил голову на грудь.
— Боже, — пробормотал Егор, — Костик, что происходит? Скорей ответь! Прошу тебя! Ради памяти моего отца, Владимира Егоровича.
Греков рассмеялся:
— Вон оно как! Вспомнил про моего благодетеля! Рассказать? А тебе понравится правда? Она некрасивая и состоит в том, что ты, великий психотерапевт, агрессивно утверждающий с экрана телевизора о генетической предрасположенности к убийству, ты, написавший книгу, призывающую заточить всех, кто хоть раз преступил закон, в резервацию, сам убийца! А я тебя разоблачил!