Мыльный трип в прошлое
Шрифт:
Мы молчали. Тишина давила. Не смотрели друг на друга.
– Старый дурень я! Маленькая моя, – светлая непрошенная слеза упала старику на грудь.
Он не побоялся выглядеть нелепым и непонятым, в моей бурной жизни это было самое сентиментальное свидание, которое вряд ли повторится. Горло раздирали мелкие не высказанные фразы – колючки, но так стало жаль этого пожилого человека.
– Леонид, успокойтесь, – дотронулась осторожно до лацкана старомодного пиджака. – Я раскусила сразу вашу игру, просто поддалась, конечно, мой ровесник не сможет так вычурно строить фразы! – обманула я мужчину, бережно задев плечом его плечо. Я подыграла, было больно смотреть на его мучительное раскаяние.
– Я хотел бы рассказать тебе все, если ты уделишь мне времечко, драгоценная моя! Думал приду, сяду в сторонке,
– А кто такая Сонечка?
Леонид, мой виртуальный весельчак и полный сил мужчина, сухой, будто обескровленной, синюшной рукой достал из внутреннего нагрудного кармашка фотокарточку. Черно – белое изображение было затерто и потрепано. Он как икону благоговейно поцеловал девушку на фото. Я обомлела, и испугалась, со снимка смотрел пристально и строго мой двойник. Миндалевидный разрез глаз, очерченные скулы, тонкий носик, темные пышные волосы, даже голова набок как у меня на всех фото. Я представила, что почувствовал этот человек увидев мое фото впервые.
– Я в шоке! – единственная фраза, свалившаяся с языка.
– Стольким людям сделал зло, – обречённо протянул старик, проводя вскользь скрюченным пальцем с пожелтевшим ногтем по фотографии. Порывом ветра снимок выпорхнул как бабочка и витал над скамейкой, перевернулся и я прочла надпись размашистым подчерком:" Я буду ждать тебя всегда…1972 год". Надо же, в тот год родилась я. Леонид попытался было встать, опередила я, вернула драгоценность владельцу и посмотрела пристально ему в глаза. В них была целая жизнь. Я увидела дороги, бесконечные дороги, печаль, предательство, потери, горечи утрат, мгновения блаженства и восторга, достижения и несбывшиеся мечты.
– Ты достойная женщина, я не имею права человеческого даже говорить с тобой, но обязан объяснить.
– У меня нет выбора, я так полагаю? На этот вечер я вас ангажирую, Леонид!
Пришлось превратиться в одно большое ухо, злости и обиды не было, осадок неприятный, не более. Но когда я услышала историю моего воздыхателя с длинной соломенной бородой и редкими седыми травинками волос на макушке, мне захотелось плакать.
В Иринкины глаза он влюбился бесповоротно и навсегда, увидел и кровь вскипела. Когда они познакомились, девушка провожала своего друга в армию. Строй призывников с вещмешками, дерзкие мальчишеские улыбки, какофония голосов, приказов, гомона. Слезы матерей и грибной дождь, смывающий с лиц признаки грусти. Леонид сразу выцепил взглядом хрустальную фигурку девчушки с чёрной косой чуть ниже узких плеч, в синем платье, прилипшем к ногам от небесной воды. Она изо всех сил пыталась, выпрыгивая из толпы прощающихся, обратить на себя внимание высокого рыжего парня. Тот был кремнем, стиснув зубы, играл желваками, не реагируя. Крепился. Расставаться надолго не каждый умеет, глядя в глаза. В армию в то время призывали на три года. Леонид успел закончить строительное училище, поэтому он добровольно призвался в Строительные войска. А вот Федька, тот рыжий долговязый парнишка, шёл в армию под дулом презрения знакомых и родных. Как затушить на три бесконечных года огонь, раздирающий штаны вдрызг и душу в клочья. У Федьки с Ирой все только начиналось.
Полковник с усами как у Будённого уже зачитал список, кто в какой взвод и учебку. Наш герой ошалел, когда понял, что Ромео будет в одной учебке с ним. Он плавно выдвинулся из строя назад. Затем потешливо ногой, как змея перед факиром, изогнулся и через трех призывников между ним и Федькой, вмазал ему по оттянутым спортивкам на причинном месте. Будённый прекратил зачитывать список и приказал двоим нарушителям дисциплины:
– Оба, два, выйти из строя, фамилии?
– Соболев!
– Говоров!
Строй хохотнул неуверенно.
– Коней под уздцы взяяяяять! – проерихонил военачальник. – А то кузькину мать устрою в первый день службы! Встать в строй!
Иринка в этот момент подобралась ближе к призывникам, она предположила, что Ленька с Федькой знакомы, сунула нашему герою конверт в руку за спиной. Парнишка не удержался. Подумаешь, Губа, наряды вне очереди, если душа волнуется от одного ее дыхания в спину. Леонид резко повернулся и увидел бездонное озеро серо-зелёное
Угрожающий ор полководца с мохнатыми усами был уже где – то вдалеке. В его мыслях навсегда поселилась Ирина.
Три города за три дня.
Я по причине владения информацией секретных военных разработок систем ПВО долго была невыездной. Так предполагали УФМС и другие авторитетные государственные организации. Потому что папа мой служил на благо Отечества в воинской части, которую если захочешь не найдешь. Однажды на прогулке отец кивнул в сторону огрызка забора и заградрубежа из пышных кустов. Многозначительно, не глядя в сторону стратегического объекта, сказал: «Здесь я провел всю свою жизнь». Я еще подумала, загадочный человек мой папа. Что он может делать всю жизнь в кустах? Может сидит там в засаде с биноклем или перископом, которыми дома у нас вся кладовка завалена. Замаскировался под акацию в камуфляже своем рыбацком, и записывает в маленькую зеленую книжицу невидимыми чернилами, кто проехал мимо на велике или прошел с бидоном молока. И потом азбукой Морзе настукивает в штаб. Эти детские фантазии, конечно, рассеялись как предрассветная дымка над речкой, когда я подросла.
Но быть невыездным – приговор для любителей путешествовать. Мои логистические познания ограничивались Крымом и Краснодарскими Алупками да Алуштами, приправленными "Улыбками Мадонны " и "Слезами Хаванчкары". Поэтому был для любопытствующих аргументированный довод, почему я плескаюсь в Черном море, а не в Средиземном или Красном. На самом деле – я боялась летать даже во сне. Самолеты и я – это как корова и коньки. Проснулась бы даже от летаргического сна, если б меня затащили по трапу на борт, бездвижную.
Шёл 2012 год. Только закончил хрустеть и ломать судьбы людские очередной кризис. Народ только начал дышать озоном свободы от долгов и безденежья. Я, как и многие в ту пору, лишилась работы, долго то полы мыла в метро, то рефераты писала на заказ. Одна знакомая огорошила:
– Как у тебя с цифрами?
– Как, как, деньги считать умею.
– Ну, вот, их родимые, и будешь считать!
Прошла собеседование за пару взмахов ресниц. Наниматель сообщила, для работы в их заведении главное – стрессоустойчивость и как Юлий Цезарь двумя руками делать пять дел одновременно. Из моих ответов управляющая сети ресторанов поняла, я – Цезарь и Многорукий Шива с железобетонным терпением в одном лице.
Представьте бухгалтера – самоучку, который до вчерашнего дня не отличил бы дебет от инвентарки, а сегодня он должен обрабатывать тысячи счетов – фактур, накладных на пять огромных ресторанов. Помните, была такая успешная сеть ресторанов русской кухни "Емеля"?
Подавали голубцы, да пирожки с пылу – жару официанты в аляпистых ромашковых рубахах и красных шароварах. Из-под ситцевых картузов торчат дреды или молнии, выбритые на висках. Кроссы "NEW Ballans", а то и кеды, добавляли "русского" колорита. Официанточки в нелепых, пестрых кокошниках из Али-Экспресс мямлили что – то типа: "Милости прошу к нашему шалашу добронравная Сударыня". Вот в таком чудесном месте я должна была вести учет, проводить инвентарки, лично просчитывая содержимое амбаров и кладовых каждого заведения. А еще составлять калькуляцию блюд и уметь разложить веером их на ингредиенты, и "скока вешать в граммах" – тоже ко мне. Хочу напомнить, что взяли меня на эту должность без соответствующего опыта, потому что позиционировала себя как приспособленца к любым условиям работы. В подвале на коленке, и в ларьке 1x1 м, где дым от жареных блинов коромыслом, в маршрутке – я вела учет в программе специальной. Спустя месяц владела ею в совершенстве. Переплюнула тёток пятидесятилетних, опытных. Представьте серпентарий с ядовитыми змеями: шипят друг на друга, жалами водят, а укусить не могут. Все же ядовитые. И ждут кролика или мышку. Очковая змея – вдова и тощая гадюка объединились с бесхребетным ужом молоденьким, объявили негласную войну мне и стажеру Гуле. Мы попытались сломить систему. Это бесконечное шипение, ядовитое словоплетение о каждом, выходящим за дверь кабинета нас не касалось. Оппозиция.