Мыс Черных сов
Шрифт:
Впрочем, в преподавательской среде почти всегда царит та же атмосфера, что и в среде творческой – атмосфера сплетен и зависти. Поэтому дружеские связи в такой обстановке очень редки.
С заведующей кафедрой у Зины сложились двойственные отношения. С одной стороны, Крестовской импонировал ее сильный характер, четкая организованность, с которой она наладила работу кафедры. С другой – не нравилась ее авторитарность, бескомпромиссность и некая узколобость во многих вопросах. Но Зина все же старалась не идти на открытый конфликт. Впрочем, особой почты для конфликтов и не было –
Зину забавляло это лицемерие, тем более, что она не понимала причины. Но так как работать в институте ей все же нравилось, она старалась особо не копаться в этом.
Итак, была половина десятого вечера, когда Зина наконец-то вошла в квартиру. В бесконечно длинном коридоре коммуналки горела тусклая лампочка, навевающая тоску. Зина медленно шла по этому коридору к себе.
Дверь комнаты тети Вали приоткрылась, и соседка выросла на пороге так неожиданно, что Зина вздрогнула.
– Тетка к тебе приходила, – заявила тетя Валя, – смурная такая тетка.
– Кто? – не поняла Зина.
– Тетка приходила, говорю! Она до тебя в дверь позвонила. Но я услышала. Знала, шо тебя до дома нет, вот и пошла. Дверь открыла.
– Женщина? Пришла ко мне? Что сказала? – очень удивилась Зина, потому что некому было к ней приходить.
– Та ниче особо не сказала. Зина, говорит, Крестовская мне нужна. Ты кто? – спрашиваю. Зины дома нет, на работе она. Вот я и спрашиваю. Удивилась. На какой, мол, работе в восемь вечера.
– Восемь было? – уточнила Зина.
– Шо-то за то. Институт, говорю, лекции ведет. Тетка очень удивилась. Так удивилась, шо аж глазами хлоп! А потом говорит: я, мол, с Зиной в институте училась. Когда-то мы с ней близкие подруги были. Пока я из Одессы не уехала…
– Имя, имя сказала?! – разнервничалась Зина.
– Ниче не сказала, не хипишуй! Не было имени. Ну, говорит, я еще зайду – и пошла.
– А как она выглядела?
– Ниже тебя ростом. На цельную голову. Кругленькая, как шарик. Волосики темные. Но не черные, а такие, коричневые. Потемней тебя. В пальтишке она была, черном, воротник драповый. Хороший драп на пальте. А на голове шапка вязаная, белая. И ботики. Обычная тетка.
– Она не сказала, когда еще придет?
– Ниче не сказала. Привет, говорит, ей, зайду еще – и пошла.
– А почему вы сказали – смурная? – вдруг насторожилась Зина, прекрасно зная свою говорливую соседку, которая, тем не менее, никогда не разбрасывалась словами просто так.
– Смурная, – повторила тета Валя, – грустная очень. Ну такое лицо грустное – шо ни в жисть! Я потом и сама расстроилась – думаю, надо было ее хоть в кухню пустить, подождать. Но за поздно уже было. Грустная. Да за сейчас все ходют с таким лицом. Портрет времени! Ну кто за сейчас будет улыбаться?
Глава 5
Такой подругой Зины по институту могла быть только Маша Игнатенко – когда-то они действительно были очень близки.
Маша… Милая подруга Машка! На первом курсе они были не разлей вода. Но потом их пути разошлись. Зина стала специализироваться в педиатрии, а Маша после окончания института стала терапевтом. Крестовская осталась на кафедре при институте, а Игнатенко получила назначение в Севастополь, в какую-то больницу для военных моряков, уехала туда да так там и осталась.
Это было все, что Зина знала о жизни бывшей подруги. Разойдясь на старших курсах, они не писали друг другу. И вот теперь Маша появилась. Зачем?
Зина задумалась. В рассказе тети Вали ее сильно насторожила одна вещь. По описанию действительно выходило, что это Маша. Других близких подруг в институте у Зины не было. Но… Грустное лицо?
Маша была удивительно жизнерадостным человеком! Она просто сияла доброжелательностью к людям. Сколько Зина ее помнила, Маша никогда не была в плохом настроении. Улыбка не покидала ее лица. Чтобы ни произошло в ее жизни, Маша никогда не теряла жизнерадостности и оптимизма. Зину в свое время это очень сильно раздражало, сама она не умела так относиться к проблемам.
И вот теперь – грустное лицо! Значит, у Маши что-то случилось, и это было серьезно. Возможно, она пришла к ней за помощью и, не застав, ушла. Но куда?
Зина заметалась по комнате, она не могла не думать об этом. Где же искать теперь Машу?
Внезапно ее осенила одна догадка, и она выскочила из дома. Ноги сами понесли ее к телефонной будке-автомату на углу. Несмотря на поздний час, Зина решилась позвонить на работу, в Еврейскую больницу, своему другу Саше Цимарису – однокурснику, из той самой группы, в которой учились и они с Машей. Крестовская сохранила с ним хорошие отношения, и они перезванивалась время от времени. В отличие от Зины Цимарис был человеком очень общительным, поддерживал связи со многими. Возможно, он что-то знал о судьбе Маши?
Зине повезло – Саша был на дежурстве в больнице.
После пары общих фраз она спросила напрямик:
– Ты знаешь, что Маша Игнатенко в городе? Она приехала в Одессу.
– Приехала в Одессу? – удивился Цимарис. – Что ей здесь делать, особенно сейчас?
– Не поняла, – насторожилась Зина. – А почему она не может приехать?
– Так она же замуж собирается! Свадьба назначена на 1 марта, – хмыкнул Саша. – Что ей делать в Одессе 6 февраля?
– В смысле замуж? – Зину кольнуло неприятное чувство: оказывается, ее подруга даже не поставила ее в известность об изменениях в своей жизни.
– Ну да, за военного моряка. Он служит в Севастополе. Я точно знаю – один мой приятель был по делам в Крыму и там с Машкой виделся. Я еще попросил передать ей привет, – охотно сообщил Цимарис.
– Это точно, что она собирается замуж? – настаивала Зина. Приезд подруги перед свадьбой выглядел совсем странно. А может, она приехала пригласить ее на свадьбу? Это могло бы объяснить ее визит – если бы не грустное лицо. И потом, если бы речь действительно шла о приглашении, Маша оставила бы записку, пригласительный, в конце концов…