Мышеловка на Эвересте

Врангель Данила Олегович

empty-line/>

«Записки падающей колибри»

— Любая сущность при максимальном продлении своих определяющих качеств переходит в свою противоположность.

— Да?

— Это определение фиксирует невозможность существования объектов в своем статичном положении, и означает отсутствие существования вообще как определения.

— А как это?

—

Это означает, что тебя нет.

— Возьми мою руку, ты же знаешь, что я для тебя есть всегда. Убедись в этом ещё раз.

— Я не уверен.

— Ты не уверен в моем существовании?

— Я не уверен в своем существовании.

— Поцелуй меня. Ты просто переутомился от своих статей. Мне всегда было ясно, философии точно не существует. Есть только её действие на разум.

— Скажи мне, сколько тебе лет?

— Ты же знаешь... Девятнадцать. Уже.

— Вот! Уже! О чем это говорит?

— О том, что мне девятнадцать лет.

— Когда тебе будет восемьдесят девять...

— Господи, что за глупости ты говоришь...

— ... то ты не только не будешь помнить...

— ... мне не будет столько лет никогда, потому...

— ... каково это быть девятнадцатилетней...

— ... что этого просто не может...

— ... но вообще не будешь знать, что такое ощущать себя

— ... быть.

— ... молодой и юной.

Она взяла бокал тонкого богемского стекла и принялась медленно пить вино, глядя на него изумрудным взглядом безмятежной молодости. Сказала:

— Ты имеешь в виду то, что тебе двадцать девять? Б о о л ь ш а а я разница...

— Да нет никакой разницы. Молодость уходит с той же скоростью, с какой приходит старость, а поэтому разницы не существует. Когда ты молодая ты ещё не старая. Когда ты старая, ты уже не молодая. Эти объекты не пересекаются.

— Это ты так решил?

— Это не я решил. Таково устройство мира.

— Я знала, что тебе

нужно себя истязать очень извращенно и тонко. У тебя получается. Тебе необходимо ощутить безысходность, чтобы найти выход.

— Какой ещё выход?

— Выход от своей множественности. Твои альтернативные эго уже достают даже меня. Каково тебе лично, вполне можно представить.

Шелестящее переменила положение ног, окинув их любящим взглядом экстраверта. Колыхнула магнитом взгляда. Спросила:

— Как тебе мои чулки? Потрогай, какие шелковистые. И убедись, что они есть.

— Послушай, но я же не могу постоянно смотреть на твои ноги, на твои волосы, на твои изумрудныеглаза. Зачем ты это всё пишешь? Тебе нравится так себя возбуждать?

— А что тут плохого? Можно думать, что тебе не нравятся мои ноги. Вот я и пишу про это.

— Ты напиши про то, что ничего нет в природе.

— Я уже написала, что Времени нет. Теперь меня принимают за сумасшедшую. Лучше я напишу, как мы с тобой...

— Не стоит.

— Ладно, не буду. Хотя мне очень хочется, чтобы на это посмотрело много людей. Это так возбуждает...

— Слушай, переключись на философию. У тебя же есть интересные собеседники. Твой последний оппонент в Интернете. Он, правда, студент, судя по рассуждениям.

— Этот студент, наверное, женщина.

— Ты неравнодушна к женщинам тоже. Тем более, напиши ему-ей, как ты любишь женщин.

— Ну уж нет. Эти вещи я описывать не собираюсь.

— Хорошо, это вообще не мое дело - твои записки падающей колибри.

— Хм... Почему это колибри?

— Ну не вороны же. Ты тонка и изящна как колибри. Поэтому я и люблю тебя.

— Не забывай, как только я остановлю пальцы на клавиатуре, ты останешься впечатанным в контент и, возможно, больше не шевельнешься.

— Ничего, я подожду. Я умею ждать.

10

— Да я всё всегда понимаю правильно, - мягко улыбнулся писатель.
– Разве что говорю это не всегда.
– Помял рукой пустую папиросу и посмотрел в окно уплывающего лета. Задумчиво сказал: - Она ко мне относится, как бы вам сказать... Не знаю и как.