Мышка-норушка. Прыжок в неизвестность.
Шрифт:
– Открывайся, ты, консервная банка!
Серебристый цилиндр отсвечивал красным, и электронный голос громче обычного вещал на всю улицу:
– Вы утратили рейтинг гражданского доверия. Рейтинг отрицательный. Статус «обнулённый». Ваш кредит лояльности заблокирован. Доступ к системе жизнеобеспечения заблокирован. Отойдите от терминала. Доступ заблокирован. В случае неповиновения будет вызван наряд полиции.
Со двора напротив выбежала тётя Люся и бросилась через дорогу к пайкомату.
– Что случилось? – кричала она мужу.
– Эта консервная банка не выдаёт мои продукты, – дядя Жора ещё раз стукнул терминал кулаком. – Должно быть, сканер сломался. Ещё дед говорил, если что-то не работает, нужно это как следует потрясти или хорошенечко стукнуть. И всё будет как надо!
Озираясь по сторонам, тётя Люся потянула мужа за руку:
– Может, твой идентификатор испортился? Дай я попробую.
Она поднесла к сканеру руку. Раздался пронзительный сигнал и электронный голос повторил:
– Вы утратили рейтинг гражданского доверия. Рейтинг отрицательный. Статус «обнулённый». Ваш кредит лояльности заблокирован. Доступ к системе жизнеобеспечения заблокирован. Отойдите от терминала. Доступ заблокирован. В случае неповиновения будет вызван наряд полиции.
Соседка опустила руку и повернулась к дяде Жоре:
– Это что же, мы умрём от голода?
– Как бы не так! – взревел тот и принялся колотить терминал ногами. – Я не уйду, пока чёртова штуковина не отдаст мне мои продукты! Я работаю! Они мне должны!
Тётя Люся схватилась за голову, заходила взад и вперёд, а потом набросилась на мужа:
– Всё из-за тебя! Это ты виноват! Я говорила, отдай всё, что они требовали! А ты…
Тётя Люся содрогнулась всем телом и зарыдала.
– Как они узнали? – колотил кулаками по цилиндру дядя Жора.
– По излучению или радиоволнам, – мотала головой его жена. – Не знаю, как это работает.
– Да какие волны, что ты мелешь? Он же выключен! Связи всё равно уже давно нет. Но я его не отдам. Слышишь? Это подарок моей матери. Последний! Это память!
Дядя Жора с силой пнул пайкомат ногой.
– Я же просила всё отдать! – схватив его за руку, тётя Люся попыталась оттащить мужа от цилиндра. – Теперь мы умрём! Твои дети умрут от голода! Это ты понимаешь? Что нам теперь делать?
Дядя Жора развернулся и что было сил, ещё раз пнул ногой пайкомат. Серебристый цилиндр полностью окрасился слепяще-красным и стал издавать резкие короткие звуковые сигналы, такие, что даже на расстоянии в капюшоне ушам было больно.
Из-за угла показался грузовик военных и машина полиции. Резкие звуки стихли. Зато из громкоговорителя послышался уже не электронный, а вполне человеческий голос, пропитанный угрозой:
– Отойдите от терминала! Вернитесь домой!
– Эта дурацкая консервная банка сломалась! Сканер заело! – закричал полицейским сосед. – Я работаю. Вот!
Он сорвал с комбинезона прикреплённый к карману пропуск на выход из дома и потряс им в воздухе.
– Мне положено обеспечение!
– Отойдите от терминала! Вернитесь домой! – угрожающий тон не предвещал ничего хорошего.
– Мне нужны продукты!
Как ни старалась тётя Люся сдерживать мужа, он всё не унимался. Вместо того чтобы отступить и подчиниться, стал выкрикивать ругательства. Его не остановил даже резкий треск автоматной очереди, выпущенной в воздух.
– Ну и что вы сделаете? Застрелите меня? Да? Стреляйте! Я и так скоро сдохну от голода!
Дядя Жора подпрыгивал, размахивая кулаками, и наступал на, вышедших из машины, полицейских.
– Вернитесь домой! – рычал голос в громкоговорителе.
– Пойдём, Жора! Прошу тебя! Пойдём! – умоляла тётя Люся.
Но сосед, словно цепной пёс, огрызнулся на неё и вновь кинулся на полицейских.
Следующая автоматная очередь угодила в основание между бордюром и дорогой. Я почувствовала, как по лбу побежали струйки ледяного пота. Любой бы на месте дяди Жоры испугался и отступил, но не он.
Всё произошло так быстро, что я не уверена в том, что увидели мои глаза. Сосед, зарычав, бросился на полицейских. Тётя Люся повисла у него на руке, пытаясь оттащить прочь. Стрекочущий звук новой очереди разорвал мир, и…все звуки вокруг исчезли. Как в замедленном кино, о котором часто рассказывал дед, дядя Жора вскинул руки, тётя Люся неестественно выгнулась назад, и оба они рухнули на проезжую часть. В руках у дяди Жоры осталась перчатка тёти Люси, обнажив её пальцы и запястье с мигающим идентификатором.
Выбежав из калитки, я бросилась к соседям. Вдох, другой, третий… Видно, бытовые маски не предназначены для бега. В глазах потемнело. Дышать полной грудью никак не получалось. Ещё вдох. И ещё. Соседи всё ближе. В мире нет звуков, только моё прерывистое дыхание, да гулкие удары сердца в горле и ушах…
Обессилив на полпути, остановилась. Вспомнилось, как в детстве дед читал мне заметки о Великой отечественной войне 1941-1945 годов. О концлагерях. О душегубках. Попыталась продышаться, но воздуха не хватало. В голове мелькнуло: так вот, что чувствовали люди, умирая в газовых камерах? В глазах потемнело. Непроизвольно дёрнула шнурок капюшона, сорвала маску, сделала глубокий вдох…
Перед моим взором заплясали разноцветные блики и побежали чёрно-белые круги. Слабость разлилась по телу, сделав его неимоверно тяжёлым. Я стала оседать на дорогу, и в тот же миг сильные руки подхватили меня и усадили на бордюр. Это был полицейский? Или военный? Не разобрала… В ушах шумело, а в глазах стало совсем темно.
Мне на лицо легла мягкая маска, и сладковатый газ мощной струёй потёк в рот. Вдох. Ещё одни. В голове прояснилось.
– Вам надо вернуться домой! Вы подвергаете свою жизнь смертельной опасности! – ворвался в оглушающий стук сердца спокойный обволакивающий голос. – Сделайте три вдоха и задержите дыхание. Одену вам вашу маску.