Мышление. Системное исследование
Шрифт:
Вместе с тем, практикуя подобного рода «мысленные эксперименты» – то есть продумывая в таком виде уже понятые нами когда-то вещи (как бы собирая и разбирая заново уже созданные нами когда-то интеллектуальные объекты), мы, по существу, тренируем свою способность использовать интеллектуальные универсалии (массы, объема, силы, интенсивности, длительности, протяженности, сложности и т. д.) целенаправленно.
То, что мы привычно думаем этими универсалиями (совершенно, впрочем, того не осознавая), еще не является инструментом мышления, а лишь только такой его спецификой. Если же мы хотим пользоваться своим мышлением как инструментом, которым мы намеренно и целенаправленно («осознанно»,
Существование интеллектуальных объектов
Попробуем это продумать на примере – в мысленном эксперименте (а заодно покажем обещанное соотношение «сущности» и «интеллектуального объекта»).
Допустим, мы имеем в себе некий интеллектуальный объект, который является, по существу, нашей религиозной верой. Этот интеллектуальный объект обладает вполне определенной сущностью – конечно, сконструированной, но воспринимаемой нами предельно «реально». На эту сущность, возникшую когда-то как некое переживание (ага-стимул), как бы наслаиваются наши представления о «Боге», религиозные концепции, некие нравственные императивы и т. д.
Этот интеллектуальный объект подкрепляется (растет и усложняется) в процессе каких-то наших новых «религиозных переживаний», «опытов», «знаний», встреч и общения с верующими людьми и т. д. Этот интеллектуальный объект дополнительно разрастается, когда мы интерпретируем происходящие с нами события (или какую другую информацию) в отношениях (интеллектуальная функция) с этим объектом – через него, в орбите, так сказать, его влияния.
Но, как известно, такой объект может быть и уничтожен – прекратить свое существование, «развалиться», утратить былую силу. Причем, пользуясь терминологией А. А. Ухтомского, у гибели такого объекта может быть как «эндогенный», так и «экзогенный конец».
В случае «эндогенного конца» постепенное разрастание такого интеллектуального объекта может привести к тому, что в его орбите окажутся самые разные, несовместимые по существу, «религиозные» концепции и установки – как следствие, интеллектуальной функцией будут произведены какие-то масштабные обобщения (как, например, в случае с «Богом Спинозы»).
Эти обобщения, в свою очередь, приведут к «перегоранию» соответствующей сущности интеллектуального объекта (подобно тому, как «перегоревшая» звезда превращается в «белого карлика»). То, что когда-то было нашей «истовой и безусловной верой», превратится в воспоминание о том, что мы когда-то, «по странному стечению обстоятельств», верили то ли в Иегову, то ли в Иисуса Христа, то ли, быть может, в макаронного монстра.
Но возможен и «экзогенный конец» интеллектуального объекта, когда он, образно выражаясь, «раздавливается» другим, бурно (даже инфляционно) растущим и при этом конкурирующим, в каком-то смысле, за ту же «сущность» интеллектуальным объектом.
Например, вполне себе «верующий» человек может оказаться в концентрационном лагере, что окажет определенное воздействие на существующие в нем интеллектуальные объекты «веры». Однако этому интеллектуальному объекту «веры» ничего не угрожает, если опыт данного заключения интерпретируется данным индивидом последовательно в орбите этого же интеллектуального объекта «веры». Так он может, например, воспринять происходящее с ним как «Промысел Божий», увидеть в происходящем с ним какой-то «глубокий смысл», понять это как «испытания веры», уподобить себя «страдающему Иову» и т. д.
Если же происходящее с данным заключенным будет, с помощью той же интеллектуальной функции, соотнесено в нем с каким-то другим интеллектуальным объектом, уже тоже как-то существующим в его пространстве психического (например, с эволюционными представлениями об антропогенезе, с пониманием того, что человек – это просто «культурное животное» и т. д.), то этот новый, разросшийся интеллектуальный объект способен, почти в буквальном смысле – подобно космической «черной дыре», – раздавить и «сожрать» прежний интеллектуальный объект «веры».
Впрочем, рост конкурирующего объекта может и не привести к полному уничтожению «конкурента», а лишь ослабить его по механизму того же «эндогенного конца». В этом случае в психике формируются какие-то буферные интеллектуальные объекты, не позволяющие «конкурентам» сойтись в прямой (и фатальной для одного из них) конфронтации.
К подобным уловкам, как известно, прибегали и Ньютон, и Дарвин, а отдельного упоминания заслуживает тот же Спиноза, у которого таким «буферным» и предельно очерченным интеллектуальным объектом стала «Природа». Наконец, нечто подобное пережила, например, но как бы в обратную сторону, и римская католическая церковь, когда папа Бенедикт сообщил о признании церковью эволюции и теории большого взрыва, добавив забавный «буферный объект», а именно, цитата: «Бог – не волшебник с волшебной палочкой».
Впрочем, создание таких – «буферных» – интеллектуальных объектов, если речь идет об отношениях между уже существующими в психике интеллектуальными объектами, позволяет интеллектуальной функции производить некие новые инварианты, обеспечивающие возникновение новых сущностей, способных объединить какие-то интеллектуальные объекты в новую общность, которая станет, таким образом, новым – значительно усложненным – интеллектуальным объектом.
Эти инварианты, и это необходимо понимать, возникают не сами по себе – неким магическим образом, но являются результатом постоянного соотнесения интеллектуальной функции одних интеллектуальных объектов с другими.
Фактическая реальность и проблема производства «нового»
Итак, чем же является интеллектуальная функция? Сама по себе она проявляется в установлении отношений между интеллектуальными объектами, которые она же и формирует.
Причем способ, которым интеллектуальная функция формирует интеллектуальные объекты (то, как она их создает) ничем, по существу, не отличается от того, как она в последующем ими оперирует.
Создавая интеллектуальные объекты, интеллектуальная функция связывает какие-то неоформленные пока в отдельные «штуки» (интеллектуальные объекты) нервные возбуждения с уже имеющимся в соответствующей психике содержанием (с уже существующими в ней интеллектуальными объектами). Иными словами, интеллектуальные объекты, возникающие в пространстве психического, не даются нам сами по себе (как они как бы «есть»), а только лишь через отношение их, еще даже не сформированных, с наличным содержанием психики – то есть с тем, что в ней уже есть.
Иными словами, всякий интеллектуальный объект, становящийся элементом нашего мышления, этим же мышлением из него же самого (из этого мышления) и собран. Образно говоря, всякий новый раздражитель – это не семя, падающее в удобренную почву, которое произведет самое себя, а скорее, сперматозоид с гаплоидным набором хромосом, который проникает в яйцеклетку, уже содержащую значительный объем генетической информации, – и потому, как результат, мы уже не получим «клона» воспринятого нами «объекта», но лишь его «отпрыска».