Мюнхэ. История Сербии / история «Хостела»
Шрифт:
Я в ужасе рассказала Георгию об услышанном. Он усмехнулся:
–И зачем они все это рассказали близкому мне человеку? Чтобы тот донес мне?
–А он тебе говорил?
–Нет, но скажет еще. Для чего им, все же, так рисковать?
–Не знаю, Георгий, но люди зря не скажут.
–Слушала бы ты бабу поменьше. Ее место на кухне, а не с мужем на коне. С ней и сама, глядишь, мной управлять станешь – а мне этого допустить никак нельзя.
Тем временем, как мы узнали позже, Милош Теодорович решил навестить своего брата и ему первому поведать о том, что услышал в Порте.
–И
–Что скоро тут будет новая власть, хотим мы этого или нет. Тебе надо бежать. Всех, кто участвовал в восстании и тем более командовал войсками, казнят.
–Георгий знает?
–Еще нет, – помотал головой Милош. – Ты первый.
–Но почему? Он ведь вождь.
–А ты брат.
–Ты бежишь вместе со мной?
–Видишь ли, бегут все. Нам не впервой – мы отойдем, переждем какое-то время, а потом снова нанесем удар, как десять лет назад. Смысла оставаться здесь ни для кого нет, это будет значить бессмысленную гибель и плевок к лицо сербской независимости немытыми устами грязного султана. Решайся.
Следом отправился Милош к Георгию.
–Где ты был? – строго спросил вождь, едва тот шагнул за порог нашего дома.
–У брата.
–Что ты там делал? – голос его становился все более грозным и решительным.
–Мы разговаривали.
–О том, что…
–…что турки снова планируют напасть на нас, когда Наполеон отвлечет нападением Александра.
–Почему ты мне не сказал об этом?
–Ты сменишь гнев на милость, когда узнаешь, что брат, узнав об этом, решил сбежать.
Георгий забыл заданный ранее вопрос и словно вскипел.
–Ты что?! Откуда ты это знаешь?
–Он сам мне сказал. Орды турок движутся сюда, коль скоро русские войска решили оставить нас и дать отпор Франции!
–Но русские обещали нам…
–Когда опасность подходит к тебе лицом к лицу, любое, даже самое священное обещание, можно забыть. Разве в этом дело? Разве надо сейчас оглядываться назад и рассуждать о том, кто виноват?! Надо решать, что делать! Причем, скорее. Решайся же, вождь.
Георгий опустил глаза. Я была охвачена ужасом, понимая, что должно произойти со дня на день.
Милош не давал ему как следует подумать:
–И что же? Что ты решил? Как по мне, так уходить нельзя. Уйдем сейчас – накликаем беду. Первый раз мы уходили от дахи, которые и числом и силой превосходили нас. Они были здесь как дома. А сейчас нам идти некуда и незачем. Мы должны дать отпор туркам. Уступим им свой дом – останемся каликами перехожими!
Милош говорил высокие слова, которые Георгий и сам любил, но сейчас было для этого не место и не время. Когда вождь произносил пламенные речи, он был уверен в своей правоте – им предшествовали часы и дни размышлений и рассуждений. Горячность в принятии решений, связанных с народной судьбой, была ему не свойственна. Тот же все напирал. Дать сейчас слабину и сказать, что мудрее было бы все же покинуть насиженные места Георгий уже просто не мог – его же оружием Тодорович практически убил его.
–Ты прав, – тихо сказал он. – И когда же твой брат собирается покинуть Белград?
–Сегодня ночью. Разреши мне остановить его…
–Остановить?
–Тот, кто оставляет
–Нет, но… все же ночью дождись меня. Сам ничего не делай. Я хочу для начала поговорить с ним.
–О чем? Он давно знается с турками, еще со времен дахии…
–Не спорь. Жди меня у его дома в два часа.
Тодорович ушел. О том, что произошло в доме Милана Обреновича в ту ночь я узнала от Любицы.
–Милан и не хотел уходить, метался. Потом они с Георгием стали говорить о том, что не смогут дать отпора туркам, если останутся здесь. Проще сначала уступить, собраться с силами – как это было в Сечу Кнезову, – а уж после нанести удар. Георгий почти согласился с ним, когда Милош выхватил нож и всадил его брату прям в сердце!..
Я вздрогнула.
–Откуда тебе это известно?
–Он сам рассказал мне об этом. Пришел под утро пьян в стельку и признался.
–А что Георгий? Как он отреагировал? – зная вспыльчивый характер мужа, я больше боялась за его действия, чем за то, останемся мы или уйдем снова, как тогда, в 1803.
–Он велел ему ничего не делать и пока никому не говорить.
В ту же секунду я поняла истинные мотивы его поступка. Ведь накануне он в моем присутствии осудил тех, кто собирается бежать. Это раз. И потом – значит, все-таки он не был уверен в правильности решения покойного Милана. Умом понимал, что это единственно правильный выход, но что-то останавливало его…
–Я не верю в предательство русских, – тихо говорил он мне, опустив глаза. – Этого просто не может быть. Кто угодно, только не они. Я воевал с ними рука об руку в австрийской войне. Потом они пришли ко мне на помощь, когда султан прислал нового пашу с целой тьмой солдат. А сейчас что? Какой-то Наполеон так сильно их напугал, что они решили впервые за сто лет сдать свои позиции? Бросить своих братьев на произвол судьбы? Делай со мной что хочешь, только я в это не верю!..
Дальше события развивались с рекордной быстротой. Спустя пару дней, подождав нападения турок и ничего так и не дождавшись, Георгий воспарил и выступил перед согражданами, дабы развеять слухи о грядущей войне, которые, с легкой руки Теодоровича уже разнеслись по всему Белграду. Он осудил малодушие Милана Обреновича и выразил сожаление о том, что такой человек много лет прятался в овечьей шкуре… как вдруг Милош Теодорович выскочил вперед него и закричал:
–Ты прав, Георгий Петрович! И правильно поступил, убив этого негодяя Милана! Не место в наших рядах предателям да изменникам! Никогда сербов не страшила смерть ради свободы! А тот, кто ее боится, тот ее заслуживает, видит Бог!
Толпа взревела от ликования. Милош посмотрел на Георгия одобрительным и доверчивым взглядом – как преданный пес смотрит на хозяина. Только я знала – это был взгляд не пса, а шакала. Он избавился от ненавистного ему брата, свалив всю вину на едва отмывшегося от убийства отца Георгия. Тому ничего не оставалось, кроме как принять этот груз и взвалить его на себя – так ловко и умело выставил поступок брата трусостью бывший пастух Милош! Так грязно замарал он чужой невинной кровью человека, который все и всегда делал только ради Сербии.