Н 4

Ильин Владимир Алексеевич

– Идет. – Сухо ответил я и поднял взгляд вправо.

Туда, откуда надвигалась на город, сплетаясь из мелких осенних тучек и перистых облаков низкая и мрачная предгрозовая тьма. И с каждой секундой, мерно отсчитываемой Мстиславским, ее величие накрывало город.

– Кажется, идет дождь, – неведомо как, но до боли вонзилась в мою руку пальцами Инка, тревожно глядя вверх.

– Идет шторм, – спокойно произнес я, с удовольствием воспринимая резкие порывы ветра на лице.

– Нам стоит укрыться? –

Спросила Никишина, прижимая полы платья.

– …шестьдесят четыре.

– Нет, – спокойно стояла Орлова под разошедшимся ветром, глядя на меня совсем иным взглядом. – От этого нельзя укрыться.

– Максим, почему они такие? – Шептала Инка, глядя на черные, массивные завитки над головой. – Почему я их чувствую? Я хочу говорить с ними.

– Ты дала слово, – напомнил я ей, и чуть сощурился от спазма в ее руках, зажавших мое плечо до боли.

– …восемьдесят шесть. – Расставил Мстиславский ноги, словно готовясь принять на себя удар, заложил руки за спину и мрачно считал, глядя в темноту перед собой.

– Они все умрут, да? – Безжизненно произнесла княжна Юлия, когда тьма накрыла нас с головой.

И даже свет фонарей смотрелся тускло, будто поеденный наступившими сумерками.

– …девяносто.

– Сколько жизней ты им отдал? – Одними губами произнесла Аймара, буквально повиснув на моем плече и остекленевшим взглядом смотря только вверх.

– …девяносто шесть.

– Мне не нужны чужие жизни.

– Сто.

И резкий алый огонек скользнул от силуэта Мстиславского, тут же утонув в мраке низких туч над заказником. Вспышка, которой было положено быть яркой, ныне просто расцветила темно-алым подбрюшье грозовых облаков.

Но ее, безусловно, заметили – и длинный низкий звериный рык пронзил пространство до горизонта, вызвав мурашки на коже и трепет от древнего ужаса, запрятанного в каждом разумном…

Никишину же просто затрясло, – и целителю, здесь присутствовавшему, нашлось первое дело.

– Если он умрет, я не прощу, – шептала Орлова, комкая платок с гербовым вензелем в руках.

И неведомо, кто этот он, равно как выбирает себе пару женское сердце.

– Никто не умрет, – успокаивающе произнес я.

Где-то впереди грохотали вспышки заклинаний. Раздавались истошные крики и призывы не отходить друг от друга. Тьму разрывали всполохи света, а до ног доходил стон земли. И после каждой феерии звуков – тревожная и напряженная тишина, как у охотника после выстрела в скользнувший на границе зрения силуэт. Тишина, которая всякий раз разрывалась вкрадчивым и крайне голодным рыком – потому что в этом лесу, как и во всех иных, только один истинный охотник. А жертве полагается исходить диким криком, в отчаянной надежде сбежать и скрыться – потому что волшебство это порождение бездны не берет.

Первым вывалился на дорогу юноша, по расцарапанному ветвями жилету которого можно было признать фон Нолькена.

Ноги его держали абы как, так что под свет фонарей он переместился уже спиной вперед, отталкиваясь подошвами от земли, после чего оперся на руки и все-таки смог встать. Ошарашенно тряхнув головой, он увидел нас и нестойко побрел в нашу сторону, забирая вправо и то и дело натыкаясь на припаркованные автомобили.

– Т-там, – указал он рукой во тьму. – Это б-бесчестно. Я т-требую…

– Помолчите, – осадил его Мстиславский. – Вы выбыли из противостояния.

– Но т-там огромный з-зверь. – Не попадал у него зуб на зуб.

– Аркадий Илларионович, осмотрите юношу на предмет укусов и травм.

– Будет сделано. Извольте подойти, молодой человек. – Понимающе и грустно смотрел на ошарашенного мальчишку ветеран многих войн.

– Но там зверь!

– Уймитесь, – жестко произнес Мстиславский. – И будьте счастливы, что живы.

– Княжна Юлия, вы же гарант, да скажите им!

– … Он жив, он обязательно выживет. – Шептала девушка, словно завороженная. – Он обещал, значит он выживет.

И фон Нолькен отступился, беспомощно взглянув на ее подругу и задержав внимание на Инке – будто та может спасти.

– Милосердная госпожа, там же ваш друг тоже! Огромный зверь, милосердная госпожа! Надо что-то делать!

– Надо рассказать дома, – глухо произнесла Инка, равнодушная ко всему, кроме небес.

Юноша чуть не взвыл от непонимания, но тут из леса вывалился еще один поединщик со стороны Романова, и фон Нолькен устремился к нему.

Таким образом, из леса с интервалом в несколько минут появились еще трое – и одного из них подхватила сама Орлова, бережно сопроводив к автомобилю, усадив в пассажирское кресло, повелительным голосом призвав к себе Никишину и немедленно уехав.

– Молодость, – неодобрительно покачал головой Мстиславский, глядя, как вслед за Орловой отъезжают все остальные машины.

Никакого сплочения, полное равнодушие к судьбам оставшихся, и только страх и дрожь в ногах, когда из леса доносится очередной низкий рык.

Последним из шестерки на свет фонарей выбрался Романов самолично – местами в пожженой одежде, местами – мокрый и покрытый земельной пылью. Дружественный огонь – он такой.

– Мы победили? – Глухо произнес он, выйдя к Мстиславскому.

А тот выразительно показал взглядом на парковочную разметку, где почти не осталось машин.

Романов понурился и заковылял к собственному «Роллс ройсу».

– Из вас может выйти толк, юноша. – Произнес на правах старшего Мстиславский. – Верно подбирайте себе друзей.