На арфах ангелы играли (сборник)
Шрифт:
– Я лучше пластырем.
– Нет, определенно, мы с тобой в „Лиру“ пойдем. Чесслово! Какие там гирлы! Только вот манюшек побольше сколочу…
– Вали-ка ты отсюда. Да побыстрее!
– Как скажешь. Но в кафе мы обязательно пойдем! Завтра в девять! – крикнул Тарас уже с лестницы.
Это происшествие немного её отвлекло и даже слегка развеселило, и она подумала, каким же идиотом надо быть, чтобы таскаться по общежитию и выманивать деньги у девчонок под обещание как-нибудь развлечь! Ищи дурочек! Да только не здесь!
На следующий день он явился, хотя и с большим опозданием. Алеся, как всегда, сидела в постирочной. Её вызвала Надежда.
– Там этот… альфонс твой пришел. Прогнать?
– Постой, не надо, я счас.
Она вышла, глубоко засунув руки в карманы халата, Тарас стоял у двери.
– Ну вот, ты ещё не одета? Давай поскорее. И, пожалуйста, не шаркай так тапками, ходи как-нибудь посексапильнее.
– А что, у тебя проблемы?
– Кто сказал? Ты о чем? Вот ещё! Так мы идем? Ну, одевайся же! – внезапно раздражаясь, забормотал Тарас.
– Послушай, я вообще не собираюсь с тобой никуда ходить.
– Это что-то.
– Нет, не пойми меня правильно. Ты, конечно, личность ярко окрашенная…
– Я не буду к тебе грязно приставать, чесслово.
– Ага, значит, цитатами обволакивать не будешь? По причине отсутствия наличия. Ясно. Но дело не в этом.
– Но ты же дала деньги? Я что-то не понимаю. Или я не в твоем вкусе? Так и скажи.
Тарас искусно заиграл глазами. На этот раз он был тщательно выбрит и аккуратно причесан.
– Другое. Деньги я тебе дала, чтобы ты от меня отвязался. Это раз. Но и два ещё есть.
– Молчи. Ты лесбиянка, я понял. Тебе нравятся девочки. Эта рыжая… Как я сразу… Но я так и подумал. Настоящая арийская женщина.
Рыжая бестия! Какой рост! Какие ляжки!
– Козел ты, однако, красивенький мальчик Тарас из славного города Киева. Два – это тебе будет творческое задание. Понял? Ты же на мехмате учишься? Справишься, ещё денег дам. На два обеда в профессорской столовой хватит. С девушкой. Понял?
– Какой вопрос? Ну, давай.
– Вот, смотри…
И она написала ему на листке из блокнота два уравнения.
– … решишь, молодцом будешь.
– Ой, ну что же так резко? – заныл Тарас. – Ну, ладно, давай твою бумажку. Может, и вправду в кафе сходим? Ты как?
– Мимо.
– Зря. Ну, как знаешь, я пошел.
Через неделю Тарас появился не один, а вместе с парнем-третьекурсником.
– Вот он всё может решить, товарищ Лев, но не Троцкий, а Тоцкий, – гордо сказал Тарас, указывая на товарища с трубкой в зубах и длинном красном свитере.
– Чья задача?
– Моя. Решил?
– Пока нет. Думаю, что здесь вообще не может быть решения. Похоже, получается дурная бесконечность.
– Это печально. Можешь обосновать?
– Попытаюсь.
– Пока вы тут будете умничать, я схожу к Садыковой, – сказал Тарас.
– Только тебя там и ждут. Смотри, не схлопочи в лобешник от Никитина.
Он вышел, а Лев и Алеся принялись обсуждать приводящее к дурной бесконечности решение. К сожалению, Лев оказался прав.
– Есть один математик… – начал он, с любопытством глядя в Алесины глаза.
– Я знаю, – прервала она его. – Я об этом уже думала. Спасибо. Передай это Тарасу, я ему должна.
И она достала пять рублей из кошелька, с невозможно скучными мыслями о том, что до спипендии ещё целых две недели. Как надоела эта противная тушеная капуста…
6
Опять с приходом темноты её стало посещать мрачное настрение и ощущение бессмыслицы всего сущего. Что может быть нелепее пути без конца? Пути, идущего в никуда, к тому же, ещё и исходящего из ниоткуда? Но зачем-то люди, из поколения в поколение идут по этому пути?
Здесь есть какая-то тайна.
И опять ей снилась Лета, река забвения, и протекала она почему-то в бабушкином огороде, как раз по меже. А она, Алеся, сидела вольно на берегу, и дышалось ей легко и свободно, и ничего больше не хотелось, только бы длить и длить это чудесное состояние.
Он. Да он! Он – последняя надежда. Но если и он не знает…
Надо к нему подойти, но как? От одной только мысли об этом ноги её делались ватными, а язык – деревянным. Конечно, её теперяшняя экстравагантная внешность чего-нибудь да стоит. Может, научиться шпарить на суахили? Подойти к нему и лихо поприветствовать. Это тебе не просто „здасьте“! Тогда заметит, сам обратит внимание. Однако суахили – это неосуществимая экзотика.
И пока он и не думал замечать её.
Значит, чтобы заметил, надо придумать что-нибудь сверхостроумное, просто рассмешить его.
И она решила сесть на его лекциях в первый ряд, с краю, как раз напротив кафедры. Однажды она почувствовала такой прилив смелости, что подумала – сегодня или никогда, и начала потихоньку закатывать глаза. Вот сейчас он заметит, что у неё обморок, прервет лекцию, бросится за водой, а из графина она воду вылила в перерыве, и он, не найдя ни капли влаги, вынужден будет взять её на руки и оттащить в ту самую комнатку за центральной аудиторией, куда он обычно удаляется на перерыв.
Там она, конечно, тут же придет в себя, широко откроет глаза, радостно ахнет, как будто ничего не поймет. А потом начнет горячо благодарить своего спасителя. А он переведет дыхание, – все-таки пятьдесят четыре килограмма! – и скажет: „Ну, слава богу! А то ведь как напугали!“
И тут она как бы невзначай ввернет про Вейля. Он очень удивится. Откуда, мол, такая осведомленность? А она, опять же, невзначай, ввернет про три спецкурса, два из которых он сам читает аспирантам. После чего он ещё больше удивится – надо же, такая хорошенькая молодая особа, и уже про Вейля наслышана! И даже знает его теории!