На баррикаде
Шрифт:
– В случае чего, не робей, Груня, - сказал он и поспешно захлопнул за собой дверь.
Мать
– Ну, чего зря плакать-то! У меня теперь валенки будут новые, мне дядя Степан сказал. Верно, верно, маманя! И щи у нас будут с мясом каждый день. И в школу я стану ходить!
Но мать все плакала. Горячие и тяжелые ее слезы Колька ощущал у себя на щеках. Тогда и у него зачесался левый глаз.
– Папаня-то... куда ушел?
– тихо спросил он у матери, обнимая ее.
Мать вытерла слезы концом головного платка и, вздохнув, ответила:
– Да про твоего Константина сказать кому надо. Слышь, Колюня, революция началась...
Колька подумал, потом разжал потную ладонь. На ней лежала уцелевшая после обыска медная гильза. Снисходительно улыбаясь, Колька сказал:
– Маманя, а вот это что такое? Ни в жизнь тебе не догадаться. Ну-ка?