На «Баунти» в Южные моря
Шрифт:
Мы видели, что щепетильный вопрос — в какой мере Блай сам повинен в мятеже — совершенно не рассматривался судом. Причина такого безразличия очевидна. Блай уже отвечал перед судом за потерю корабля и был полностью оправдан. Адмиралтейство считало вопрос о его ответственности решенным раз и навсегда. И строго юридически Блай, конечно, был невиновен. Но, может, на нем лежит доля моральной ответственности, может, именно его деспотизм и жестокое обращение с командой довели ее до бунта? Этот вопрос часто ставился, и он требует ответа для полноты суждения о Блае.
Хотя Фраер и Перселл не очень лестно говорили о Блае, в первые годы после мятежа его злоключения обычно объясняли тем, что на борту-де собралось на редкость много
Еще более бросило тень на его доброе имя критическое сочинение, изданное годом позже братом Флетчера Крисчена, Эдвардом, который был профессором юстиции Кембриджского университета. Здесь без точного указания источников приводилось много отрицательных высказываний о Блае — Фраера, Перселла, Моррисона, Хейвуда, Маспретта, Коулмена, Макинтоша и других. Все они, разумеется, должны были доказать, что грубое, беспардонное обращение с Флетчером Крисченом делает Блая главным виновником происшедшего. Блай попробовал дать отпор в печати, но было уже поздно.
По разным и не всегда понятным причинам до наших дней сохранилось представление о Блае как о подлом тиране. Типичным примером может служить красочная характеристика, которую мы находим в рекламе кинофирмы «Метро-Голдвин-Майер»: «Одно его имя приводило команду в трепет. Морское чудовище, зачатое на галере, рожденное под пушкой! Его волосы напоминали паклю, зубы — обойные гвозди. Любой моряк, который отваживался не выполнить его жестокие и безумные приказания, был обречен».
Конечно, у Блая было много недостатков. Главные из них — вспыльчивость и грубая прямолинейность. Нельзя отрицать, что он был наделен острым языком и умел в приливе ярости найти обидные, оскорбительные выражения. Но ничто в имеющихся источниках не подтверждает общепринятого представления о нем как о звере в облике человека. Напротив, он был на редкость добр и человечен в обращении с командой. Взять хотя бы телесные наказания… Многие книги и фильмы о мятеже на «Баунти» рисуют Блая изощренным садистом, который избивал своих людей за малейшую провинность, а то и просто ради своего удовольствия. А на деле? За все время плавания, вплоть до дня мятежа, Блай лишь одиннадцать раз назначал телесные наказания, и общее число ударов составило всего двести двадцать девять — это невероятно низкая цифра по сравнению с тем, что делалось на других судах в конце восемнадцатого столетия. Троим членам команды, дезертировавшим на Таити, следовало благодарить своего творца за то, что их командиром был Блай, ведь в ту нору в английском флоте хватало капитанов, которые забили бы матроса до смерти за такое преступление. Нельзя обвинить Блая и в том, что он держал команду впроголодь и вообще не заботился о ней. Приведенные в предыдущих главах факты ясно показывают, что он неустанно думал о здоровье и настроении людей.
Чтобы разглядеть истинное лицо Блая, которое ныне почти совсем скрыто всякими измышлениями и неверными реконструкциями, надо прежде всего выяснить, что о нем думали люди, лично его знавшие. К счастью, в английских архивах сохранилось много свидетельств, и в главном они удивительно совпадают. Мне кажется, лучше и вернее всего сказал о достоинствах и недостатках Уильяма Блая некий лейтенант Тобин, который служил на «Провидансе» во время второго плавания за саженцами на Таити. Вот что он писал своему товарищу по экспедиции, лейтенанту Бонду, двадцать пять лет спустя, услышав о смерти Блая:
«Должно быть, никто и никогда не понимал его как следует.
Глава десятая
Поселенцы на Питкерне
В апреле 1807 года американский капитан Мейхью Фолджер вышел из Бостона на своем «Топазе» в кругосветное плавание. Он задумал искать в пустынных южных широтах новые, неизвестные острова, где охотники еще не бывали и не нарушили безмятежное существование тюленей. Этому плаванию суждено было стать одним из самых долгих и трудных, какие когда-либо выпадали на долю зверобойного судна. Войдя в Южной Атлантике в «ревущие сороковые», Фолджер поймал западный ветер и пошел на восток. В этих суровых водах «Топаз» боролся с жестокими зимними штормами; даже такой искушенный моряк, как Фолджер, никогда в жизни не видел подобных волн и такого бурана. Но сколько они ни искали, новые земли не появлялись, и капитан Фолджер был весьма удручен, когда на сильно потрепанном корабле подошел к острову Кергелену в южной части Индийского океана, чтобы забрать воды. Неудача преследовала его. Только он хотел войти в бухту, как разразился шторм, да такой, что пришлось ему снова повернуть на восток, не найдя тюленей и не взяв воды. Через месяц он бросил якорь в том самом заливе Эдвенчер на Тасмании, где по пути на Таити останавливался почти двадцать лет назад Уильям Блай.
К этому времени на острове было основано небольшое поселение Хобарт (ныне столица Тасмании), и Фолджер зашел туда. Кстати, должность губернатора Нового Южного Уэльса в ту пору занимал не кто иной, как наш старый знакомый Блай. А английское военное судно, которое проводило Фолджера из залива Эдвенчер до Хобарта, годом раньше сопровождало Блая, когда он из Англии плыл к новому месту службы в Австралии. Фолджер, конечно же, слышал о Блае; что до Флетчера Крисчена и его восьми спутников, их судьба оставалась неизвестной и была предметом оживленного обсуждения на полубаках, в офицерских кают-компаниях и матросских кабачках во всем свете.
И снова «Топаз» отправился в путь. Корабль обогнул с юга Новую Зеландию, и на островах Чатам Фолджеру наконец удалось добыть первых шестьсот тюленей. Ободренный успехом, он опять свернул на юг. Заход на острова Антиподов был не очень удачным, и Фолджер решил попытать счастья в самых южных широтах. Но крайний юг Тихого океана оказался столь же пустынным и бесплодным, как антарктические воды Атлантики и Индийского океана. Земли они не видели, только айсберги, и в январе 1808 года Фолджер двинулся на север, в более теплые и гостеприимные широты.
К этому времени он забрался довольно далеко на восток. Ему нужен был остров, где бы можно было пополнить запасы воды, и, обратившись к картам и запискам мореплавателей, Фолджер обнаружил, что находится совсем рядом с островом Питкерн. По всем данным, со времени его открытия в 1767 году Питкерн никто не посещал, но, судя по описанию Картере, воду на острове можно было найти, лишь бы удалось сойти на берег. Фолджер решил попытаться.
Зайдя восточнее позиции, указанной Картере, Фолджер повел «Топаз» на запад вдоль нужной параллели, не подозревая, что его ожидает одно из самых сенсационных открытий в истории исследования Тихого океана.