На бензоколонке только девушки
Шрифт:
Многие понятия не имели, где он, этот Пёрл-Харбор, и какое он имеет к ним отношение, но те, кто понимал, посуровели. Кто-то сказал:
– Ну что, теперь мы завязли по уши.
В церкви одна монахиня велела Софи идти домой, к семье, немедля, но не сказала почему. Дома Софи застала мамулю и сестер в кухне, и мамуля, только ее завидев, сразу обняла и прижала к себе. Папуля сидел за столом, прильнув ухом к приемнику, и все качал головой, не веря тому, что слышал, – сообщение меж тем повторяли снова и снова. На миг он отвлекся и потрясенно взглянул на жену:
– Ох, Ленка, нельзя нам терять Америку. Уж если ее потеряем… – Тут голос у него
Дочери сгрудились вокруг, обняли его, а жена беспомощно стояла рядом. Она знала, что он прав. Потеряют Америку – потеряют надежду, и не только они, но и весь мир.
Накануне в субботу Фрици и Билли как раз отработали представление под Экроном, Огайо, и, как обычно воскресным утром, Билли валялся в постели с похмельем. Фрици уже встала и спустилась в гостиничное кафе – и там услыхала новости от посыльного. Тот вбежал и завопил:
– Япошки разбомбили Пёрл-Харбор! Вроде как война! – И тут же помчался дальше, рассказать всем в гостинице и на улице.
Когда Фрици поднялась в номер, Билли уже проснулся. Она села рядом на кровать, подала кофе.
– Милый, ты слыхал?
Он кивнул:
– Ага, какой-то пацан только что носился по коридору. Так все и есть, верно?
Фрици отозвалась:
– Похоже на то.
Билли отхлебнул кофе, глянул на нее и сказал:
– Ну что, со мной всё.
Он встал, принял душ, побрился, оделся и отправился к ближайшему призывному пункту. Фрици пыталась дозвониться домой, но все линии были заняты.
Добравшись до центра города, Билли увидел очередь новобранцев, а контора еще даже не заработала, однако ребята сказали, что откроется того и гляди. Билли оказался старше многих в очереди, но рвался в строй. Да что там – еле сдерживался. Как и все парни в тот день, он был взбешен. Как эти ублюдки посмели напасть на Америку! Они вообще понимают, черт бы их драл, с кем шутки шутят?
В то воскресенье новость облетела страну, и люди, у которых и в мыслях ничего такого не было, теперь ощущали то, о чем вчера даже речь не заходила. На большом хоккейном матче в Мэдисон-сквер-гарден после объявления все мужчины в форме поднялись со своих мест и повалили со стадиона – к своим военным частям, а все остальные встали и устроили им овацию и не прекращали аплодировать, пока не проводили со стадиона последнего.
С того дня национальный гимн перестал быть для американцев тем, что слушают перед спортивными играми. Теперь шляпы долой, руки к сердцу, а овация в финале – от души. Они уже прошли через одну войну и Депрессию, никто не желал второй, однако ж вот она, и можно лишь в нее влезть и с нею покончить как можно быстрее.
В воскресенье вечером Винк пришел домой с заплаканной Энджи. Они уселись в гостиной с мамулей и папулей, и Винк – год назад он окончил школу, а теперь вдруг впервые стал похож на взрослого мужчину – сказал:
– Папуля, ужасно не хочу бросать тебя одного у нас на станции, но ты же понимаешь – меня все равно рано или поздно призовут, и, если я пойду сейчас, может, попаду в армейскую авиацию.
Мамуля возразила:
– Винк, но у Энджи ведь будет ребенок.
Энджи взглянула на мамулю:
– Я пыталась его отговорить, но он меня не слушает.
Папуля посмотрел на Винка:
– Делай что считаешь правильным, сынок. За станцию не тревожься. Не пропадем.
– Спасибо, папуля. Вот еще что: пока меня не будет, можно Энджи поживет в моей комнате наверху, у вас, до моего возвращения?
– Конечно, – ответила мамуля. – Мы с радостью.
– Я помогу с готовкой, – сказала Энджи. – Домой возвращаться не хочется. Вдруг не так буду скучать по нему, если буду здесь жить.
В шесть утра на следующий день Винк, а с ним чуть ли не все его одноклассники стояли в снегу у аптеки и ждали, когда школьные автобусы подберут их и повезут в Грин-Бей на призывной пункт.
Билли проходил медосмотр в Грэнд-Рэпидз, и ему светил бы «4Ф» [38] из-за печени, но армии нужны были все до единого опытные пилоты – и чем скорее, тем лучше, а потому и он со своей больной печенью получил приказ явиться 15 декабря в Пенсаколу, Флорида. За несколько следующих дней он официально распустил «Воздушный цирк» – и, к счастью, смог продать все самолеты летной школе.
38
Форма воинского учета в США, присваивалась призывникам, не годным к армейской службе по физическим, умственным или нравственным показателям.
Вечером 12 декабря Фрици проводила его на вокзал, и он, забравшись в поезд, сказал:
– Не знаю, когда увижу тебя, другая, так что следи за собой и иногда пиши мне письма, ага?
– Буду писать.
Поезд тронулся, и Билли крикнул ей, перекрывая вокзальный шум:
– Эй, кто твой лучший друг?
– Ты! – крикнула она в ответ.
Он показал ей большие пальцы, и больше она его не видела. Она ушла с вокзала, но улицы были запружены, такси поймать не удалось, и она пришла в гостиницу пешком, под снегом. По пути заметила, что многие витрины украшали к Рождеству и некоторые бросили недоделанными.
Они с Билли долго пробыли вместе, но никаких обещаний не давали. Она давно знала, что Билли не из тех, кто женится, да и сама она, очевидно, такая же. И все-таки без него было как-то потерянно. Добравшись до гостиницы, она увидела на тумбочке конверт. Внутри была сотенная купюра и записка:
С Рождеством, пострел. Купи себе новую шляпку.
Фрици села на кровать и задумалась, чем бы заняться дальше. Просто груши околачивать и чего-то ждать не хотелось. И, черт бы побрал, несправедливо это. Она ведь тоже умеет летать не хуже многих знакомых парней. Фрици попыталась записаться в армию и показала свое летное свидетельство человеку на призывном пункте, но тот ее уведомил, что ни армейская авиация, ни иные войска женщин-летчиков не принимают.
– Почему? – спросила она. – Самолету все равно, мужчина его ведет или женщина.
– Таковы правила, – ответил он. – А теперь позвольте мне заниматься своим делом. Тут война, дамочка, а на войне женщинам не место.
Тут у нее из-за спины вклинился какой-то парень:
– У меня есть для тебя местечко, милая, в любое время.
Остальные парни тоже заржали.
Фрици забрала свидетельство, сунула в сумочку и сказала:
– Ладно, как хотите. Вам же хуже. – И, выходя, добавила: – Покедова, дубины, почитаю про вас в юморесках.