На берегах Сены.
Шрифт:
Но с этим фактом я никак не могу согласиться. Я не могу не протестовать:
– Ведь вы, Николай Степанович, сами говорили, что он завален работой. Что у него нет минуты свободной. Где же ему тут писать стихи?
Гумилев кивает:
– Конечно, Блок, как мы все, и,
То «золотою», то «златом». Одно из двух – или злато, или золото. И в следующей строфе:
Золотым убирает гребнемИ песню поет она.Спрашивается – что убирает? Сено на лугу или свою комнату цветами?
И дальше:
Пловец и лодочка, знаю,ПогибнутНу, на что это похоже? Каких таких «зыбей», хотя бы «рейнских» или «речных», а то просто «зыбей». А две последние строки – явная отсебятина. Ведь можно так точно перевести:
И это своею песнейСделала Лорелей.Я не спорю. Лорелей очень плохо переведена. Но ведь и переводы Гумилева часто очень плохи. Хотя бы французские песенки XVII века. В них встречаются такие жемчужины:
…Они заехали в чащу.– Рено, Рено, я пить хочу.– Тогда свою сосите кровь,Вина не пробовать вам вновь.Переводы делаются наспех для «Всемирной литературы». У Георгия Иванова, большого мастера перевода, было такое смешившее всех нас описание тайных ночных кутежей монахов в монастыре, втиснутое в одну строчку:
Порою пьянствуя, монахи не шумели.К переводам никто не относится серьезно – это халтура, легкий способ заработать деньги. Смешно упрекать Блока в неудачных переводах. Он, во всяком случае, относится к ним добросовестнее остальных.
Конец ознакомительного фрагмента.