На берегу Севана

Ананян Вахтанг Степанович

– А в обмен не возьмете наших? – спросил Камо.

– Такого распоряжения председатель мне не давал, – сказал заведующий фермой.

* * *

Запасы хлеба в селе в прошлом всегда зависели от дождей. Теперь колхоз летом глубоко пашет и на зиму копит в земле влагу. Кроме того, колхоз засевает поля осенью засухоустойчивыми семенами. И в районе Севана урожай повысился. Но все же засуха и теперь еще самый страшный враг этого края, потому

что он лишен лесов.

– Посмотри, вон в чем наше несчастье, – сказал Армен Асмик, показывая на обнаженные горные склоны. – Мы окружены со всех сторон горами. С Черного моря к нам плывут облака, но наталкиваются на эти горы и весь свой груз – дожди – сбрасывают по ту сторону, не донеся до нас.

– А наше «море»? – спросила Асмик.

– Наш Севан не так велик, он образует мало облаков, да и те уносит ветром в чужие края…

Весной случилось то, чего боялись в Личке: сколько ни ожидали люди дождей, они не шли.

На полях пробились побеги, поднялись на пядь – и поникли, не получая влаги. Речка, протекавшая около села, обмелела, и колхозники стали ходить за водой к озеру Гилли.

Замерли пчелы на пасеке, на полях и на лугах начали увядать цветы. Особенно страдали водяные птицы на ферме. Они бродили вялые, похудели, запаршивели. Асмик два – три раза водила их к озеру Гилли.

Жалкий вид птенцов, их грязные перья заставляли девочку страдать.

– Ты видел, как потрескалось дно у нашего пруда? – спрашивала она у Грикора.

– Бедный пруд, он тоже пить хочет! – отвечал Грикор, и трудно было понять – смеется он или говорит серьезно.

Однажды Армен попросил у Баграта телегу, чтобы привезти воды из озера.

Взяв в кооперативе несколько пустых пивных бочек, ребята поехали за водой. Наполнив бочки, они по пути на ферму заехали на пасеку.

– Десять миллионов пчел не выпьют столько, сколько один теленок, – засмеялся дед. – Зря вы бочки сюда привезли: не будут же пчелы из бочек пить! Они привыкли пить из ручейков. Да ручьи теперь часто пересыхают. Можете вы для них новый устроить?

– Устроить-то устроим, только вода в нем будет мутной. А давайте польем этот клевер – здесь вода не загрязнится.

Ребята осторожно сняли с телеги бочку, опустили ее на землю и полили поникший от жары клевер, который рос вдоль ограды пчельника.

Пчелы сейчас же почуяли воду и тучей слетелись на клевер.

– Так лучше. Пусть пчелы пьют с листочков клевера, а в ручье они и потонуть могли бы, – сказал Армен.

– Погодите, я сейчас такой для них ручей устрою, что пчелы, когда им время умирать придет, только меня, Грикора, и будут поминать! – И Грикор помчался домой.

В углу комнаты давно стоял старый медный самовар с кривым краном. Грикор схватил его и выбежал.

– Эй, сорванец, куда ты самовар уносишь? – крикнула ему вдогонку мать.

– Мамочка, у пчел праздник, им большой самовар нужен.

Не успела мать опомниться, а Грикора уже и след простыл.

Притащив самовар

на пасеку, он заторопил Армена:

– Армен, скорее налей в него воды!.. Так… Теперь надо чуть-чуть приоткрыть кран… Видишь, какой тоненький ручеек потек?.. Так, так… Надо каждый день так делать: наполнять самовар водой и открывать кран на такую чуточку. Вот вам и «пчелиный ручей».

Остальные бочки с водой они отвезли на птицеводческую ферму и разлили там во все, какие только нашлись, корыта и ванны.

Гуси и утки на радостях подняли такой гомон, с такой стремительностью бросились к корытам, что едва не разлили всю воду. Многим она и не досталась – птицы посильнее теснили и отгоняли слабых.

– Грикор, сбегай попроси у бригадиров еще две телеги. Может быть, и ячмень сумеем полить, – распорядился Камо.

Дед Асатур не останавливал ребят. «Пусть, – думал он, – мои львята облегчат жажду хотя бы кусочка земли. Но разве можно напоить все посевы!»

Какие это были томительные дни!

Когда бы еще не было так много воды перед глазами… Внизу – бескрайный водный бассейн, вверху, над ним, – страдающая от жажды земля…

А в камышах озера Гилли таинственно и зловеще продолжало реветь неведомое чудовище: «бо-олт… болт… бо-олт!..»

– Мы бога забыли, люди, бог нас и карает! – вопила Сона и вздымала руки к небу.

– Не трепи языком! – сердился на нее старик охотник. – Вы раньше по три раза в год не ходили на богомолье? Не приносили жертв? Не постились? Что же, не было засухи?.. Забыла, как в японскую войну небо высыхало? Как обеднел тогда народ?

– Такие вот старики, как ты, и довели нас до этого. Спутались с ребятишками, да их умом и живут… Пойдем, бабы, пойдем воду пахать [12] – может, и пожалеет нас господь.

– Дело Сона говорит. Идите, способ испытанный, – с оглядкой советовал женщинам колхозный счетовод Месроп, бывший дьякон.

Сона и несколько старух взяли кривую жердь, похожую на соху, и спустились к озеру.

За ними со смехом и шутками бежали ребятишки:

– Смотрите, смотрите, старушки пошли воду пахать!

12

В старой армянской деревне суеверные крестьяне считали, что если «вспахать» воду, то пойдет дождь.

– Сона, над нами смеются, вернемся, – смущенно сказала одна из женщин. Повернулась и пошла назад. А остальные старухи поплелись за Соной, впряглись, как лошади, в «соху» и, войдя в реку, впадавшую из Гилли в Севан, начали бороздить ее – «пахать воду».

Окруженный своими «львятами», на плоской крыше сарая сидел дед Асатур. Посасывая неразлучную трубочку, он поглядывал на уморительные движения женщин, «пахавших воду» в реке, и насмешливо пофыркивал.

– Откуда у них это берется, дедушка? – спросил Армен.