На берегу

Шют Невил

На миг Сандерстром обманулся и поспешно подошел ближе. И остановился в ужасе: это застолье длилось больше года. Он отшатнулся и заспешил к причалу, скорей, скорей назад, в тесную, наглухо закрытую стальную коробку, где надежно, безопасно, где тепло от близости товарищей.

На палубе он выпустил воздух из надувной лодки, свернул ее, в складки сунул газеты. Торопливо разделся, шлем и всю одежду сложил в забортный отсек, захлопнул и запер крышку, спустился в шахту и включил душ. Через пять минут он вступил во влажную духоту подводной лодки.

У выхода из тамбура ждал Джон Осборн, со всех сторон обвел прибывшего счетчиком Гейгера, ничего худого не обнаружил, и еще через минуту, опоясанный полотенцем, Сандерстром уже докладывал в капитанской каюте Дуайту Тауэрсу, рядом застыли офицер связи и первый помощник капитана.

— Мы получили ваши радиосигналы,— сказал Тауэрс. — Не знаю, дошли ли они уже до Австралии, это ведь долгий путь. Там около одиннадцати утра. Как вы думаете?

— Думаю, передачу приняли,— ответил радист. — Там сейчас осень, гроз и электрических помех не так уж много.

Тауэрс разрешил ему пойти одеться и обратился к помощнику:

— Эту ночь останемся на месте. Уже семь часов, пока дойдем до минных полей, стемнеет. — Без путеводных огней он не решался в темноте лавировать в заминированном проливе Хуан де Фука. — Здесь нас не застигнет прилив. Солнце взойдет в четыре пятнадцать, по Гринвичу это полдень. Тогда и пойдем.

Ночь подводники провели в спокойной бухточке подле Санта-Марии, глядели в перископ на береговые огни. А на рассвете двинулись в обратный путь и сразу же налетели на илистую мель. Начинался отлив, предстояли два часа мелководья, и однако, если верить карте, глубина под Килем должна была быть шесть футов. Продули цистерны, пытаясь всплыть, но безуспешно, только уши заложило от резкого перепада давления в корпусе; ругательски ругая картографов, дважды повторили попытку — и все понапрасну. Как ни досадно, пришлось ждать прилива, только к девяти утра удалось выйти в канал и направиться на север, в открытое море.

В двадцать минут одиннадцатого лейтенант Херш, который нес вахту у перископа, вдруг объявил:

— Впереди идет лодка!

Старший помощник бросился к нему, на мгновенье приник к окулярам.

— Зовите капитана! — И, когда вошел Дуайт, доложил: — Прямо по курсу лодка с подвесным мотором, сэр. До нее примерно три мили. В лодке человек.

— Живой?

— По-моему, живой. Лодка идет своим ходом.

Дуайт подсел к перископу, долго присматривался. Потом поднялся.

— По-моему, это Суэйн,— негромко сказал он. — Кто бы это ни был, он удит рыбу. Похоже, Суэйн раздобыл моторную лодку и горючее и занялся рыбной ловлей.

Фаррел ошеломленно посмотрел на него.

— Надо же!

Капитан немного поразмыслил.

— Подойдите к лодке поближе и ложитесь в дрейф. Мне надо с ним поговорить.

В “Скорпионе” все смолкло, только и слышались команды Фаррела. Вскоре он велел остановить двигатели и доложил капитану, что моторная лодка рядом. Дуайт взял микрофон на длинном проводе и подошел с ним к перископу.

— Говорит капитан Тауэрс,— сказал он. — Доброе утро, Ральфи. Как дела?

— Отлично, кэп,— донеслось в ответ из динамика.

— Ловится рыба?

Суэйн выпрямился в лодке, поднял так, чтоб увидели в перископ, пойманного лосося.

— Одну поймал… обождите минуту, кэп, вы запутаете мою леску.

У перископа Дуайт усмехнулся:

— Сейчас он ее смотает.

— Может, мне подать немножко вперед? — спросил Фаррел.

— Не надо. Держитесь на месте. Он уже выбирает лесу.

Они выждали, и рыболов благополучно собрал свою снасть. Потом заговорил:

— Послушайте, кэп, вы меня, верно, считаете подлецом — взял и удрал с корабля.

— Ничего, приятель,— сказал Дуайт. — Я все понимаю. Только вот на борт вас уже не возьму. Мне надо думать обо всей команде.

— Ну, ясно, кэп, я ж понимаю. Я “горячий” и, наверно, с каждой минутой становлюсь горячее.

— А сейчас как самочувствие?

— Покуда в порядке. Может, вы спросите мистера Осборна, долго еще я не скисну?

— Он думает, примерно еще день, а потом вам станет худо.

— Что ж, с последним днем мне здорово повезло,— отозвался из лодки рыбак. — Вот была бы досада, если б пошел дождь.

Дуайт засмеялся:

— Правильно, так и надо рассуждать. Скажите, а что делается на берегу?

— Все умерли, кэп… ну, вы это, верно, и сами знаете. Я побывал дома. Мать с отцом лежат мертвые в постели… по-моему, они что-нибудь такое приняли. Пошел поглядеть на свою девушку, а она тоже мертвая. Не надо было мне туда ходить. Ни собак, ни кошек не видать, и птиц нет, ни единой живой твари… тоже, верно, все перемерли. А так вроде все как было. Я виноват, что удрал с корабля, кэп, а только рад, что воротился домой. — Он помолчал минуту, потом прибавил: — У меня есть своя машина, и есть чем ее заправить, и своя лодка есть, и подвесной мотор, и вся рыболовная снасть. И денек выдался славный, погожий. Лучше уж вот так, в родном городе, чем в сентябре там, в Австралии.

— Ну, ясно, приятель. Понимаю вас. Может быть, вам нужно что-нибудь такое, что мы для вас выложим на палубу? Мы уходим и сюда больше не заглянем.

— А на борту нет таблеток — знаете, которые враз прикончат, когда человеку станет совсем худо? Цианистый калий?

— У нас их нет, Ральфи. Если хотите, я выложу на палубу пистолет-автомат.

Рыболов покачал головой.

— Пушка у меня и у самого есть. Погляжу в аптеках на берегу, может, там что-нибудь такое найдется. Хотя, пожалуй, пуля лучше всего.

— А больше вам ничего не нужно?

— Спасибо, кэп, на берегу есть все, что надо. И задаром. Передайте от меня привет всем ребятам.

— Передам, приятель. А теперь нам пора. Желаю наловить побольше рыбки.

— Спасибо, кэп. У вас под началом хорошо служилось, уж простите, что я сбежал.

— Это ничего. А теперь мы пошли, берегитесь винтов. — И Тауэрс обернулся к помощнику: — Командуйте в машинное и ложитесь на курс, десять узлов.

В тот вечер Мэри Холмс позвонила Мойре. Была поздняя осень, дождь лил как из ведра, вокруг дома Дэвидсонов в Харкауэе свистал ветер.