На борту С-56
Шрифт:
У каждого свой "самый точный" метод подсчета. Некоторые делают отметки мелом на переборке. Другие просто загибают пальцы. К "среднему результату", который всякий раз определяет старпом для записи в вахтенный журнал, обычно ближе всех оказывается трюмный Молодцов. Это уже не в первый раз. Долго хранил он в тайне свой "арифмометр". Сегодня рассказал. В правом кармане у него сто спичек. После каждого взрыва одна перекладывается в левый. Сейчас в правом кармане осталось четыре спички. Вот сколько взрывов насчитал трюмный.
Но странное дело. Чем больше черточек на переборке или переложенных спичек, тем светлее становятся лица, спокойнее и увереннее движения! Впрочем,
– Чем это мы им так насолили? Три часа успокоиться не могут.
– Не им насолили, а себе навредили,- перебивает Рыбаков.- Вспомните, как сегодня днем по милости "боцманят" и дежурного трюмного нас волной с перископной глубины на поверхность выбросило. Чуть ли не всю рубку показали. Вот сигнальный пост и вызвал сюда "карателей". Транспорта пока в портах постоят. Бьют за дело - не умеем в шторм держаться под перископом.
...Идет десятый день нашего пребывания в море.
– Слышу шум винтов на курсовом сорок пять градусов правого борта.
На полном ходу всплываем под перископ. Крутая волна и наступающая темнота мешают подробно рассмотреть состав конвоя. Вижу лишь танкер 10-20 тысяч тонн, два сторожевика и несколько больших охотников.
Долгожданный сигнал торпедной атаки застает почти всех на своих местах.
С дистанции шесть кабельтовых стреляю по танкеру. Сильный раскатистый взрыв торпеды служит основанием для взаимных поздравлений. Особую радость приносит доклад Круглова:
– Шум винтов танкера прекратился!
От атаки сторожевика уклоняемся сравнительно легко. Сброшено всего двенадцать глубинных бомб, и те разорвались на большом удалении от нас.
Эту победу, как и все остальные за поход, мы еще в базе решили посвятить приближающемуся празднику - 26-й годовщине Советской Армии и Военно-Морского Флота.
Но других побед в походе нам одержать не удалось. Фашисты не подпускают лодку к берегу: в течение пяти суток непрерывно бомбят район. Отмечаем до четырехсот взрывов ежедневно, причем только за относительно светлое время суток. А с наступлением темноты у берега то и дело вспыхивают осветительные ракеты, сверкают молнии трассирующих снарядов.
Нужно сказать, что никогда еще противник не отвечал такими энергичными контрмерами на потопление своих судов. Видимо, слишком тонка стала эта единственная артерия врага на северном фланге сухопутного фронта.
Не только надводные корабли, самолеты, но и немецкие подводные лодки стали теперь частыми гостями в районе наших позиций. На шестой день вынужденного пребывания вдали от берега встретились с тремя из них. Неуверенность в опознавании и прямое запрещение атаковать лодки спасли врага от потопления. Обидно. Но пусть лучше фашисты еще немного поплавают, чем ошибиться и потопить товарищей.
В базу возвращаемся радостные. Салютным выстрелом возвещаем о потоплении танкера. Радует и хорошая работа механизмов после ремонта. В походе они выдержали большой и серьезный экзамен.
По велению сердца
Две недели назад мы возвратились в базу. Сейчас вышли в новый поход. Направляемся в логово врага. Боевой приказ краток и точен: транспорта противника - уничтожать, корабли противолодочной обороны - не трогать, подводные лодки топить запрещается. Суровое Баренцево море встретило нас жестоким зимним штормом еще на выходе из залива. Ход пришлось уменьшить. Тяжелые свинцовые волны взбегают на палубу, взбираются на мостик. В люк непрерывно попадает вода. Помпа работает на откачку почти безостановочно. Холодные струи льются в центральный
Ледяные брызги и снежная крупа секут лицо. На одежде нарастает толстый слой льда. Очень хочется отвернуться, подставить ветру спину, дать отдохнуть уставшим глазам. Но делать этого нельзя. Сигнальщик даже в такой кромешной тьме не имеет права просмотреть плавающую мину. На переходе - это главная опасность.
Лодка решительно разрезает волны и в брызгах пены гордо мчится вперед. На душе становится веселее. Смотришь и невольно любуешься своей стальной красавицей.
Февраль здесь самый штормовой месяц в году. Он и на этот раз ревниво оберегает свою репутацию. Восемь суток подряд ревет буря. Море как кипящий котел. Даже на тридцатиметровой глубине лодку кренит по восемь - десять градусов на борт.
В один из дней ветер достиг ураганной силы. Пришлось отойти от берега. Громадные волны перекатывались через мостик. Верхние вахтенные привязались бросательными концами к тумбе перископа. Ударами воли вдребезги разбиты стекла в ограждении рубки. Смыло за борт ночной прицел. В довершение всего понизилась температура воздуха. Лодка начала обледеневать...
Но вот погода улучшилась. Вчерашние сутки провели у берега в поисках противника. Море стало спокойнее. Однако конвои не идут...
А ранним утром встретились не с тем, кого искали. Нас обнаружили противолодочные корабли... Первая секция бомб взорвалась над нами около шести часов утра, через полчаса после погружения от "полярной иллюминации" северного сияния. И вот уже двенадцать часов команда стоит по готовности номер один. Спички Молодцова почти все переложены в левый карман. Это значит, сброшено на нас около сотни бомб.
Отходим на север. Берег уже в тридцати милях. Противолодочные корабли не отстают. Трижды пытаюсь подвсплыть и контратаковать сторожевики. Но каждый раз неудачно. Видимость плохая, в перископ противника не обнаруживаю. После всплытий бомбежка усиливается. Очевидно, увеличение скорости хода лодки у поверхности создает большие шумы, что позволяет акустикам врага точнее определять наше место.
В конце концов становится просто обидно: контратаки не получаются и уйти не удается...
Чем мы себя демаскируем? Почему сторожевики не теряют с нами контакт? Соляр и воздух высокого давления за борт не выходят. В этом я убедился, осматривая водную поверхность при всплытии под перископ. Гидролокаторов на сторожевиках, видимо, нет. Их работу мы хорошо помним по прошлым походам. Когда они включены, корпус лодки звенит, будто его посыпают песком или горохом.
Что же может шуметь? Управление вертикальным и горизонтальными рулями переведено на ручное. Помпы и другие механизмы не запускаются вовсе. Остаются два источника шума - винты с вращающими их электромоторами и вентиляторы системы регенерации воздуха.
Нужно во что бы то ни стало перехитрить противника, оторваться и уйти от него. Команда утомлена, пора дать ей хоть немного отдохнуть. Трудно простоять двенадцать часов под бомбежкой. А ведь в понятие "стоять по тревоге" входит напряженная боевая работа. Например, торпедисты сегодня трижды готовили к выстрелу все торпедные аппараты, когда мы пытались атаковать сторожевики. А это значит трижды открыть и закрыть тяжелые передние крышки. Рулевые вручную перекладывают рули. После взрыва глубинной бомбы в отсеках положено осмотреть трюмы и заглянуть в каждую выгородку. Все это - нелегкий труд, если учесть, что работать приходится в далеко не свежем воздухе.