На что похожа любовь?
Шрифт:
– Знаешь, я не уверена, что маме это понравится.
– Почему? – удивился он.
– Это как-то несерьёзно.
– Но, как я понял, у неё не очень серьёзные сказки.
– Это так, – кивнула я, – но если при этом играть, получится вообще цирк.
Официант принёс кофе. Я заглянула в чашку. Там был шарик мороженого, политый кофе и каким-то соусом.
– Кофе-гляссе, – сказал Данька, – попробовать необходимо.
– Отказавшихся топят в озере? Или поджаривают
– Нет, их кормят насильно.
С этими словами он взял свой стул и поставил рядом с моим. Взял мою чашку и ложечку, зачерпнул.
– А фартучек мне повяжешь? – продолжала сопротивляться я. – Такой, с загибом внизу, в который кусками еда падает?
– Обязательно! – заверил он меня. – Когда буду кормить тебя через семьдесят лет!
Я вздохнула и прикоснулась губами к мороженому. Соус оказался карамельным, и мне пришлось признаться:
– Вкусно… Просто, если честно, это вредно.
– Ну, тогда я доем, – бодро сказал Данька и принялся за моё мороженое.
– Погоди, я ещё раз… попробую.
Я протянула руку, но он её отвёл.
– Нет! – заявил он. – Только из моих рук. А то знаю я тебя – как начнёшь лопать, так и не оставишь ни капельки.
– У тебя своё есть!
– Сначала съедим твоё, а потом каждый – своё.
Он принялся меня кормить, а вслух сказал:
– Так что у нас с цирком?
– Слишком весело, – покачала я головой, вытирая с губ карамельный соус.
– А ты не любишь, когда весело? – спросил он.
Я задумалась: как бы ему объяснить?
Дети гоняли на самокатах вдоль озера. Один парень на велосипеде отчаянно сигналил старому серому пуделю, переходившему дорогу. Это был не чистокровный пудель, помесь с какой-то другой породой. У него были растрёпанные уши, лохматый хвост. Он бросил на пацана недовольный взгляд, всем своим видом напоминая, что зря все радуются, что октябрь на дворе, и скоро опять в зиму, в ранние сумерки, в сон под холодной снежной шубой. Зима – это вам не шуточки.
– Люблю, – наконец ответила я, – но не когда слишком. Жизнь вообще-то серьёзная штука, если ты не в курсе.
– В курсе, в курсе, – со смехом сказал он, – поэтому я и уверен, что веселиться надо на полную катушку. И мне почему-то кажется, что ты бы тоже не прочь была.
Я с изумлением посмотрела на него. А Данька приподнялся, стащил со своего стула плед и, расправив, накрыл наши колени.
– Повеселиться не прочь, – пояснил он, – но тебе словно что-то мешает. Словно в тебе сидит кто-то мрачный и говорит: «Вера! Никакого веселья!» Может, прогоним его, этого мрачного?
– Как? – растерялась я.
– А вот так! – сказал Данька, и вдруг левой рукой взял меня за руку под пледом, а правой прикоснулся к моему затылку и легонько придвинул моё лицо к своему.
Заглянул в мои глаза. Поправил мне локон, заложив его за ухо.
– У тебя красивые волосы, – прошептал он, – вьются…
– Как у барана, который пошёл на плед?
– Дурочка…
Он прижался к моим губам своими.
Я закрыла глаза, а в голове стучало: «Я целуюсь с чужим парнем! У него есть девушка!»
Но я всё равно не могла оторваться от поцелуя, и когда он закончился, я подумала, что он был слишком коротким и что, пожалуй, мне начинает нравиться не только запах кофе, но и его вкус.
Данька смотрел на меня, и выражение лица у него было таким же, каким я запомнила его на первой встрече: чуть детским, радостно-удивлённым, восторженным. Это длилось всего секунду, потом он отвёл взгляд и прищёлкнул языком:
– Клёвый самокат у пацана! Тоже такой хочу.
А я вдруг почувствовала себя паршиво.
Что это было вообще?! У него есть девушка. Значит, он ей со мной изменяет?!
О боже…
Совесть металась во мне, как озверевшая рысь, и, наконец, я не выдержала натиска её коготков. Я решилась.
– Даня… Я слышала твой разговор.
– Какой? Эй, чувак! – заорал он пацану, – равновесие держи! Угробишь машину!
– С твоей девушкой, – с трудом сказала я, – там, у ЦДХ. Когда искали сумку.
– Но у меня нет девушки, – озадаченно сказал он, – а с кем я разговаривал у ЦДХ – не помню. Это же было неделю назад. Тьфу, чёрт. Упал-таки! Погоди, я ему помогу.
Он привстал, откинул плед.
– Ты назвал её деткой. Сказал, что ты с ней.
Данька сел обратно. Я теребила бахрому на пледе, не смея поднять глаз.
– Погоди. Так это моя племянница была.
– Правда?!
Я мигом представила себе девочку лет пяти. Нет, семи, сейчас телефоны всем в первом классе покупают. Хотя она могла звонить и с родительского, так что пусть будет пятилетняя.
– Ага, у неё родители разводятся. Старший сын моего отца с женой. Они владеют салоном красоты и никак не могут его поделить. А на племяшку вообще рукой махнули. Она и психует. Я ей сказал, что я с ней. А «деткой» её все зовут. Потому что она всех называет «детками». У них в школе это модно.
Значит, племянница была школьницей. Что ж, это не так прекрасно, как пятилетняя девочка, но тоже ничего.
– А почему ты так странно называешь своего брата? «Старший сын отца»?