На далеких рубежах
Шрифт:
Не верилось, чтобы это был какой-нибудь чужой самолет: откуда бы он мог так близко появиться?
– - Запрос!
– - бросил Гришин одному из своих помощников.
– - Не отвечает, -- доложил оператор, немного погодя.
Это могло значить одно из двух: либо летчик забыл включить бортовой ответчик, либо действительно летел чужой самолет, код которого экипажу был неизвестен.
О девятой точке на экране Гришин доложил начальнику штаба, а тот в свою очередь -- командиру полка. Так перед Поддубным встал вопрос, который необходимо было разрешить немедленно, сию же секунду, иначе будет поздно. Вопрос стоял остро.
Как тут поступить?
Был еще один выход: обратиться к старшему -- комдиву. Пусть он решает. Но это означало бы попытку свалить ответственность за порученное дело на старшего начальника.
Подполковник знал: майор Гришин вряд ли ошибется, находясь у экрана локатора, и скомандовал:
– - Атаковать и сбить!
Приняв такое решение, он все внимание сосредоточил на действиях штурмана-оператора, внимательно вникая в его команды. Из восьми перехватчиков Гришин выбрал замполита Горбунова и повел его в атаку. Этот выбор был продиктован тактическими соображениями: самолет замполита в данное мгновение находился ближе всего к неопознанному самолету.
– - Вас понял, -- передал по радио Горбунов в ответ на выданные Гришиным данные.
Началось преследование.
Еще одного перехватчика завернул майор Гришин -- в помощь замполиту.
– - Что там у вас происходит?
– - обратился по радио комдив к Поддубному.
Тот коротко проинформировал его об обстановке и о своем решении.
– - Правильное решение!
– - одобрил комдив.
У Поддубного отлегло от сердца. К сожалению, он не имел больше возможности следить за перехватом. Один за другим приближались самолеты, и надо было принимать их на аэродром.
Ни летчик, ни штурман-оператор -- никто не мог сказать определенно, сбили этой ночью нарушителя границы или только спугнули его. После того как замполит Горбунов атаковал и открыл огонь, самолет -- это был бомбардировщик -- спикировал. Он мог упасть в море, но мог и скрыться на бреющем полете за горизонтом.
В официальном донесении командир с замполитом написали: "После открытия истребителем ответного огня самолет-нарушитель ушел в сторону моря".
"...Самолет ушел в сторону моря" -- кто б мог предположить, что эти слова войдут в официальный дипломатический документ и станут известны всему миру? А именно так и случилось.
Позже выяснилось, что замполит Горбунов сбил американский военный самолет. Об этом стало известно из ноты американского правительства Советскому правительству.
В ней говорилось, что якобы самолет заблудился...
Капитана Телюков, который только накануне возвратился с запасного аэродрома, не поднимали в воздух. Но и для него эта ночь была достаточно напряженной. Трижды пулей вылетал он из дежурного домика к самолету и в общей сложности просидел в кабине более двух часов.
А ведь это нелегкое дело -- сидеть в самолете, когда у тебя ноги на педалях, горло перехвачено ларингофонами, а плечи стянуты ремнями. Сидишь как на привязи, с минуты на минуту ожидая сигнала на взлет. К тому же каждый раз приходится осматривать кабину, проверять наличие горючего в баках, многочисленные приборы, связь, двигатель.
А разве можно быть спокойным, когда твои товарищи взмыли в ночное небо и пошли навстречу противнику? Даже учебный полет и то связан с определенным риском, а ведь здесь реальный противник, который может открыть по тебе огонь.
Не выходила из головы и Нина. Сколько дней и ночей ждала она его, и вот... Понесла же его нелегкая на эту злополучную ель! Как мог он поступить столь опрометчиво и глупо! И как огорчится Лиля, если узнает о его донжуанских выходках...
"Да возьми же ты себя в руки, Филипп Кондратьевич!" -- корил себя и горько сокрушался Телюков.
Он надеялся встретить Нину в столовой во время завтрака, но на работу она не вышла. Стол обслуживала другая официантка. У Телюкова в тревоге екнуло сердце и сразу же пропал аппетит. Выпил чашку кофе и поспешил домой. У ДОСа ему повстречался лейтенант Байрачный, закутанный в теплый женский платок -- Григорий часто болел ангиной, и несколько дней назад ему удалили гланды.
– - Здорово!
– - на ходу бросил ему Телюков.
Байрачный откашлялся и сказал хриплым голосом:
– - Товарищ капитан, вы разве ничего не знаете?
– - Ты о чем?
– - Нина в лазарете. Мне сообщила об этом по телефону Биби. Оказывается, выпила что-то... ну, одним словом, отравилась.
Телюков оцепенел от неожиданности:
– - Вы... вы... шутите, лейтенант...
– - Такими вещами не шутят, товарищ капитан. Вы же знаете, что Биби теперь работает медсестрой в медпункте. Она и передала.
– - Да не может этого быть!
– - Телюков стал бледен как мел.
– - Это правда, к сожалению.
Телюков побежал, увязая по колено в снегу, в медпункт. Опасаясь, как бы он чего-либо не натворил сгоряча, Байрачный поспешил вслед за ним. Войдя в палату, он увидел Телюкова возле койки, на которой лежала Нина. Байрачного поразило ее лицо: ни кровинки, ни малейшего признака жизни. Даже странно, как это живой человек -- а Нина, несомненно, была жива -- может так побледнеть! Посиневшие губы перекосила судорога, глаза полузакрыты, чуть поблескивают закатившиеся белки.
Неслышно подойдя к Телюкову сзади, Байрачный осторожно расстегнул кобуру и вынул пистолет.
– - Оставь, Гриша, -- обернулся Телюков. По щекам его текли слезы.
– - Нет, нет, оружие я все же заберу, -- сказал Байрачный и положил пистолет в свой карман.
Нина, вероятно, услышала его слова, сделала попытку пошевельнуться, губы ее дрогнули.
Тут же в палате стояли врач и Биби. Биби плакала, закрывая глаза рукавом халата. Врач молча смотрел на летчика, и в его взгляде можно было прочесть осуждение.
– - Ну, достаточно, товарищи! Пора по домам!
– - распорядился он.
Телюков молча подчинился. Как пьяный, пошел он к двери, опираясь на Байрачного. В коридоре спросил доктора:
– - Она будет жить?
Тот пожал плечами:
– - Делаем все, что можно.
– - Умоляю вас...
– - Только без драм, -- рассердился доктор.
– - Будет она жить или не будет, а я бы советовал вам, капитан, впредь с девушками не шутить...
– - Я не шутил!
– - Оно и видно!
– - все так же сердито сказал доктор и затворил за собой дверь.