На день погребения моего
Шрифт:
— А когда там следующий крикетный матч?
— Завтра, с I.Z.
— Ладно, он решил бросить одно из этих своих удушающих изделий, как это связано со схемой Интердикта вашего, — он слегка запнулся, — коллеги, д-ра Верфнера?
Ответа не последовало, человек, страдающий бессонницей, рассматривал свою разноцветную карту, придвинувшись к ней так близко, что его нос находился лишь в дюйме от нее — десять миль — над поверхностью земли.
— Ядовитый газ? Верфнер планирует каким-то образом использовать его как часть этого Интердикта?
— На самом деле я не вправе говорить, — шепотом ответил Профессор.
— Но Джентльмен-Бомбист может оказаться более общительным, если кто-то задержит его на время, достаточное для того, чтобы задать вопрос, так? Ладно. Посмотрю, не удастся ли мне собрать большую бригаду для завтрашней облавы, может быть, нам повезет с этим увальнем.
Лью шел к крикетной площадке «Феннер», сквозь сумерки, несмотря на угрозу дождя, просто чтобы посмотреть. Всегда существовала возможность, честно говоря, заманчивая, что Ренфрю наконец-то сошел с ума из-за стресса международных событий. Конечно, это очень облегчило бы жизнь Лью. Но погодите, кто это, стоит на гаревой дорожке, в тающем предвечернем свете, весь мир сразу эвакуировался, словно в ответ на предупреждение гражданской обороны, которое слышали все, кроме Лью?
Он смотрел на руки и ноги фигуры, ожидая появления в сгущавшемся мраке сферы определенного размера. Он расстегнул пиджак, и вес маленького браунинга легко лег в его руку. Фигура могла это заметить, потому что начала отстраняться.
— Послушайте, разве мы не встречались? — позвал Лью самым американским тоном, который ему удалось отыскать, учитывая морок и неопределенность этого часа.
В ответ раздался смех, неожиданно веселый, усиленный вечером и приближающимся дождем. К тому времени, как начался мелкий дождь, незнакомец уже исчез, и не пришел на следующий день на матч, который команда «И Зингари», начав жидковато, в итоге выиграла восемью воротами.
Вернувшись в Лондон, Лью снова пошел в Чипсайд, чтобы проконсультироваться с д-ром Кумбсом де Боттл, казавшимся немного более потрепанным и раздражительным, чем в прошлый раз.
— Вы — уже десятый, или, возможно, сотый человек, спрашивающий меня о хлористом карбониле на этой неделе. Где-то в таком порядке возрастания. В прошлый раз иерархия была странная, сразу после Джеймсона Рейда. Теперь они снова доводят нас до безумия. Как вы думаете, что готовится?
— Я надеялся, что вы мне скажете. Мельком видел нашего старого приятеля Джентльмена-Бомбиста, в Кембридже, но было слишком темно, чтобы в него стрелять. То, что ваши коллеги называют слабым светом.
— Столичная полиция хранит странное молчание на его счет. Я надеялся, что он уехал из страны, как Джек-Потрошитель или что-то в этом роде.
— История фосгена, которую я слышал — другой принцип, больше похоже на использование спускового рычага, чем просто сидеть там, пока цель не пройдет мимо, это человек намного большего масштаба, чем простой бомбометатель.
— Похоже на сочетание газомета и фугаса, — тоном мягкого изумления, словно всё это было для него новостью.
— Вот всё, что я вам могу сказать. Несколько схематично, полагаю.
— Фосген испаряется при сорока шести градусах по Фаренгейту, поэтому его нужно хранить в напорных баках определенного вида. Потом спусковой рычаг соответствующего соединения просто откроет клапан. Давление в баке может быть выше или ниже, в зависимости от того, какой напор струи газа необходим.
— Насколько я понял, теория заключается в том, чтобы направить вещество вдоль линии, скажем так, против линии войск, продвигающихся вперед. Нужно учитывать вес, используемый на единицу длины линии, предположим, фунты на погонный ярд, в час.
— Попробуйте тонны на милю.
— Боже мой. Насколько широк охват?
— Парни из Военного министерства уже должны всё об этом знать, но по моим данным — двести миль. Можете поговорить с ними.
Коген был склонен пофилософствовать:
— Предположим, Джентльмен Б. — не обычный террорист, а ангел, в прежнем смысле — «вестник», и в роковом облаке, которое он приносит, несмотря на невыносимый запах едкого удушья, заключается послание?
По словам Кумбса де Боттла, некоторые выжили после атаки. Даже в безнадежных случаях могла быть отсрочка до двух суток. Известно, что для успешного лечения необходимо четыре-пять часов абсолютного покоя.
— Так что фосген — не гарантия неминуемой смерти, — сказал Коген. — И, возможно, жертвы все-таки не обречены на смерть, возможно, намерение Вестника на самом деле милосердно, это способ принуждения к спокойствию, выживание зависит от состояния неподвижности, в котором можно размышлять над его посланием, а потом, возможно, и действовать в соответствии с ним...?
Однажды утром Лью приковылял в салон, чтобы позавтракать, и обнаружил, что все уехали из города. Если бы это было Колорадо, можно было бы предположить неминуемое приближение грандиозной вечеринки, без сомнения, с наркотическими веществами и настроением поиграть спусковыми крючками, в таком случае отъезд из города — просто не более чем мера рассудительности. Но никто не появился на Чанкстон-Кресчент. Лью ждал, но в помещении ничего не изменилось, оно тихо дышало, коридоры были пусты, поверхности стен внутри и снаружи отражали эхо, попадавшее в каждое ухо крошечным осколком секунду спустя, создавая иллюзию присутствия духов, повторяющих слова живых. Клевреты и слуги крались мимо, почти как всегда, ничего особо не говоря. Коген Нукшафт и мадам Эскимофф исчезли, Нэвилл и Найджел — тоже, кажется, никого не оставили за старшего. Доставка угля, льда, молока, хлеба, масла, яиц и сыра продолжалась.
Шел дождь. Капли стекали со скульптур в саду. Падали с носов сатиров и нимф. Лью рассматривал фотографию Яшмин в сером свете, проникавшем сквозь окна в сад. Он получил открытку от нее неделю назад, с обычными швейцарскими марками, а также — с ярко-красной маркой частной гостиницы «Санаторий Бьопфли-Спаццолетта», она сообщала, что уезжает в Будапешт, без объяснения причин. Олицетворение беззаботной юности, путешествующее по Континенту, как показалось Лью.
Если не учитывать тот факт, что такие же красные марки алели на всей дневной почте на Чанкстон-Кресчент, словно капли крови на снегу. Открытки, конверты разных размеров, и, кажется, не все отправила Яшмин. Это туда все уехали, в Швейцарию? Конечно, не предупредив Лью. Наемный стрелок и так далее, там он не нужен.
Он обдумал свои возможности. Никого, с кем тут можно было бы поговорить, даже Отто Глуа исчез, без сомнения, вернулся в свою родную Швейцарию со всеми остальными. Лью следовало бы чувствовать себя более брошенным, чем он чувствовал себя на самом деле, но странным образом он чувствовал нечто вроде свободы от неудачного договора. Что бы ни заставило их всех потерять рассудок, никому из них не пришло в голову, что от Лью может быть какая-то польза. Прекрасно. В этом городе найдется достаточно детективной работы, чтобы порадовать взыскателей долгов, и в любом случае Лью уже давно работал самостоятельно. И. П. Н. Т. может нанять другого головореза.